Вэл Корбетт - На первой полосе
Триумф Кати был совершенно испорчен. Известие о несчастном случае так ее ошеломило, что когда ее объявили победительницей в номинации премии «Телеведущий года», ощущения победы не было. Зрителями же ее отрешенный вид был истолкован совсем по другому. Не проявив радостных эмоций, она выглядела как законная победительница, женщина, получившая премию по праву.
— Она выглядит ошеломленной, и ей так и нужно себя вести, — усмехнулась одна дикторша из конкурирующего телеканала, недовольная тем, что ее снова обошли вниманием.
Через несколько секунд после окончания трансляции Катю Крофт и победителей в других номинациях провели из банкетного зала в комнату наверху, чтобы взять у них интервью.
Катя коротко отдала дань вежливости своей телестудии. Ее речь будет звучать в выпусках новостей, которые будут выходить в эфир, пока в 8.15 она не появится на экране сама. В виде исключения, она будет не ведущей, а гостьей программы.
В помещении правили бал журналисты. О ней и других победителях будут статьи на первых страницах газет, сообщения на радио и по телевидению.
Следуя заведенному порядку, журналисты собирались по нескольку человек вокруг каждого из опрашиваемых, чтобы побыстрее выполнить свою работу. Для них все шло своим чередом.
Катя потеряла надежду на то, что удастся отлучиться на минутку и узнать, что же произошло с тем человеком, которого она надеялась увидеть, но единственным способом побыстрее уйти было сотрудничать с репортерами. Только потом, увидев себя по телевидению и в газетах, она поняла, что напрасно надеясь побыстрее уйти, она слишком много говорила, слишком широко улыбалась, так что были видны десны, тогда как обычно, ее сдержанная улыбка лишь приоткрывала зубы.
Интервью все продолжалось и продолжалось, и каждый журналист просил ее ответить на три главных вопроса: «Что вы ощущаете после победы? Какие у вас планы на будущее? За кого вы собираетесь выйти замуж?» — отчего Кате хотелось крикнуть им всем: «Оставьте меня в покое! Дайте мне отсюда уйти!» Но Катя сдерживалась.
Она постоянно помнила, как лорд Сесил Паркинсон сказал ей унылым голосом после конференции, на которой он объявил о ее регистрации в качестве претендента на получение премии: «Когда в полночь вы делаете заявление для газет, у вас нет вариантов». И Сесил был прав. Сейчас была полночь. А ее фотографии выйдут на первых страницах газет.
Наконец все закончилось. Лиз давно увезла Джоанну домой, фотографы убрали камеры в чехлы, а журналисты неторопливо двинулись в бар.
Как и большинство выступавших, Катю переполнял адреналин. Хотя она была напугана, голова работала с бешеной скоростью. На автопилоте она направилась к выходу из гостиницы.
Первое, что нужно сделать, это спросить насчет аварии. В ушах звенели слова: «…он в тяжелом состоянии …с ней, мы думаем, все в порядке. У нас нет сведений, была ли она в машине». Как же ей уточнить, что же действительно произошло? Может быть, позвонить в свой отдел новостей? Но звонок в полночь от Кати Крофт привлечет слишком много внимания, и в дальнейшем ей это может повредить. А если представиться под другим именем, они пошлют ее подальше. Их работа — предоставлять информацию для телевидения, а не давать справки по телефону. А если она не родственница пострадавшего, то и звонок в больницу приведет к таким же результатам.
Единственное место, куда можно позвонить ничего не опасаясь, это место, где они встречались, на Роланд-Мьюс. Только вчера они были вместе и их тела сливались в экстазе, но, кажется, это было несколько лет назад.
Она была в нескольких метрах от турникета, когда вдруг поняла, что было бы неразумно просить водителя отвезти ее на Роланд-Мьюс. С того времени, как они начали встречаться, Катя научилась заметать следы. Пусть шофер посидит пока в машине. Она позвонит ему потом и скажет, чтобы ехал домой.
Катя развернулась к вышла через задний выход на Саут-Одли-стрит. Гардероб. Черт! Она чуть не забыла. Гардеробщик уже ушел и на вешалке сиротливо висел лишь ее плащ.
Сидя в обычном черном лондонском такси, она опустила подбородок, скрыв половину лица в бархатной ткани плаща, чтобы таксист не узнал ее. Через несколько минут они подъехали к Бэкингемскому дворцу, где Катя молча открыла дверку машины и протянула водителю через внутреннее окошко десять фунтов, дав ему на чай в три раза больше, чем нужно.
Водитель чувствовал, что где-то видел свою пассажирку, но, выйдя из такси, она еще сильнее закуталась в плащ и исчезла в темноте.
Катя торопилась, но при этом шла на цыпочках, чтобы ее каблуки не стучали о булыжную мостовую. Роланд-Мьюс была застроена домами семнадцатого века в георгианском стиле, на первых этажах которых когда-то были конюшни и жила прислуга. Теперь здесь размещались гаражи, и этот район стал привилегированным лондонским предместьем, столь любимым иностранцами, приезжавшими в короткие командировки. Здесь находились банки, посольства и торговые дома.
В доме номер 16, как и во всех остальных, огни давно уже погасли. Приблизившись к дому, она порылась в сумочке в поисках ключа и вставила его в замок парадной двери. Нужно посмотреть, нет ли для нее сообщения на автоответчике.
Вспышка!
На мгновение улица осветилась ярким, режущим глаза светом.
О Боже!
Катя побежала в переулок, плащ развевался по ветру. Было очень неудобно передвигаться по булыжной мостовой, но когда Катя наконец выбежала на мокрое асфальтовое шоссе, она прибавила скорость.
«Черт»! Фотограф, преследовавший ее, оступился на скользкой мостовой и грохнулся на булыжники.
Катя торопилась побыстрее выйти на Лоуер-Белгрейв-Роуд, что рядом с вокзалом «Виктория», где даже поздно ночью на стоянке полно такси.
Она с трудом смогла назвать водителю свой домашний адрес, и удивилась, услышав свой голос, похожий на стон. Катя негромко всхлипывала. О Боже, подумала она. Если бы только она не была такой эгоисткой, такой безвольной, этого можно было бы избежать.
Глава пятая
В кадре Катя выглядела бесподобно. На экране без конца крутили фрагмент записи, когда она, счастливая, поднимается на сцену и ей вручают премию. Сколько бы раз ни смотрели эту запись, прокручивая ленту назад и включая покадровый просмотр, все равно бы не заметили ничего, что говорило о ее душевном волнении. На экране она вся сияла. Катя продемонстрировала прекрасное умение владеть собой. Из двадцати секунд записи ее выхода на сцену было выбрано три.
— Этого будет достаточно, теперь это нужно только озвучить. Ты что там уставился на ее грудь?
Склонившись над пультом с бесчисленными кнопками и маленьким монитором, два человека из монтажной группы «ТВ-Утро» работали над фрагментом.
Двадцатичетырехлетний Терри Блэкинер, младший помощник редактора, попытался защищаться.
— Ну, редко удается так хорошо ее рассмотреть. Хотя мне говорили…
— Перекрути на те кадры, где она целует Уильяма Херта, — скомандовала ему Фиона Тейлор — суровая начальница с тусклым взглядом.
— Да, неплохо… Кое-что из этого мы используем.
Терри повернул ручки против часовой стрелки.
— Билл говорит, она хочет перейти в «ТВ-Саутерн».
— Я тоже об этом слышала. И сейчас она никого спрашивать не будет, по крайней мере, таких, как ты… Смотри, еще одна якобы «подруга», Лиз Уотерхаус.
На экране улыбающиеся Лиз и Катя посылали друг другу воздушный поцелуй.
— Делают вид, что они приятельницы не разлей вода, — сказала Фиона, — но никто мне не докажет, что две подобные женщины могут быть подругами.
Как и у многих женщин, у Фионы было несколько близких подруг, но она была уверена что, когда женщина достигает вершин карьеры, дружба для нее перестает существовать.
— У нас есть кое-что получше: через секунду ты увидишь Дона Френча. — Терри покрутил ручки. — Смотри, это эпизод, когда Катя выражает благодарность тебе и всем нам. Этот кусок лучше оставить.
Подобным образом Фиона и Терри проработали еще час и к тому времени, когда утром Катя в своей студии приводила себя в порядок, сорокасекундный сюжет, плод их труда, был готов для многократного показа в конце получасовых выпусков новостей.
Обладательница премии провела бессонную, тревожную ночь, и это было заметно.
Кате удалось заснуть только под утро, и когда она встала с постели, то еще долго ходила полусонная. Новый день она начала как обычно с водных процедур, затем одела повседневный костюм и туфли на сплошной подошве. С распущенными волосами и без косметики, она мало походила на телезвезду, хотя для раннего утра, когда даже дорога была пуста, если не считать нескольких грузовиков, она выглядела вполне прилично.
Но по рассеянности Катя забыла, что сегодня особый день и, появившись на работе несколько позже обычного, с ужасом взирала на поджидавших ее фоторепортеров и коллег. Ей стало совсем дурно, когда через стеклянную дверь она заметила на входе директора-распорядителя с шикарным букетом из трех дюжин алых роз.
