Селянин - Altupi
Егор отвернулся к верстаку и стал закрывать капроновыми крышками те банки, которые не успел закрыть до разговора. Хотя какой, к чёрту, разговор — сплошной монолог! Кирилл смотрел, как методично, заторможенно Егор надевает крышки на горлышки банок, перепроверяет, хорошо ли прилегают, и хотел убить сам себя. Знать, что человек, которого любишь больше жизни, сейчас испытывает нестерпимую боль и не в состоянии снять её, а наоборот, следующим своим словом причинить ему ещё большие муки.
— Егор… Мишаня завтра приедет сюда.
Рахманов дёрнулся, обернулся, посмотрел в глаза. Разгневанно. Но не проронил ни звука.
— Не знаю, зачем, — со вздохом признался Кирилл, потёр лицо ладонями, повертел головой в поисках опоры и так и остался стоять столбом. — Мне отец сказал, что это его условие. Егор, ты выдержишь! Перетерпи эту мразь! Долго он всё равно тут не задержится. Полчаса от силы. Посмотрит и свалит. Ради матери перетерпи! Я буду с тобой, я ему ебало разобью, если что-нибудь вякнет! Перетерпи, а потом ты выучишься на прокурора и закроешь его лет на двадцать! Ищи только хорошее! Мне самому муторно! Я долбоёб, но всё же к лучшему обернулось! Что тебе стоит перетерпеть? Ради мамки же… Ты же мечтал…
Плечо Егора неожиданно дрогнуло.
— Я… перетерплю, — не оборачиваясь, сказал он тихо, но твёрдо, и было ясно, что внутри его снедают совсем другие чувства, что ровный тон возможен только из-за огромной силы воли. Потом Егор поднял полную трёхлитровую банку и как-то бочком, не поднимая головы, скользнул мимо него в темноту переднего двора. Хлопнула калитка, загремела собачья цепь.
Вот и всё, приехали. Чего и следовало ожидать.
Кирилл в досаде повёл шеей, сжал челюсти, всей пятернёй откинул волосы. Затем всё-таки не выдержал и саданул ногой по деревянной скамеечке. Она качнулась и завалилась. Эмалированное ведро упало, загремело металлической ручкой. Остатки молока струйкой вылились на землю и растеклись невпитывающейся лужицей. Стало легче. И совестно. Скрывая следы преступления, Калякин поднял скамейку, поставил на неё ведро, лужицу затёр подошвой шлёпанца. Взял с верстака две двухлитровые банки и понёс в холодильник.
В чуланчике горел свет, но вместо Егора там хозяйничал Андрей, сидел на корточках и что-то двигал на полках. Отодвинулся, давая сгрузить ношу.
— Егор сказал, чтобы ты шёл купаться, — приветливо сообщил пацан, видимо, ничего не подозревая о размолвке.
— А он? — оцепенел Кирилл, замерев с рукой в холодильнике, которой только что засовывал банку ближе к задней стенке. Холодный пот выступил на лбу совершенно не из-за низких температур агрегата, просто до этого дня они всегда ходили с Егором в душ вместе.
— А он ужин готовит. Я начал, но там две руки нужны, а у меня только одна.
— Я его подожду, — сказал Кирилл, выпрямляясь.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами Андрей. — Только Егор сказал тебе идти сейчас.
Из чулана Кирилл направился на кухню. Но как только переступил порог прихожей и заметил Рахманова через дверной проём, передумал: Егор поднял голову от разделочной доски, наткнулся на него взглядом и сразу опустил удивительные чёрные глаза, продолжил шинковать огурцы. Ясно, не хочет разговаривать и видеть. Ничего, это понятно, это пройдёт. Наверно. Не надо сейчас лезть ему в душу.
Кирилл отступил на веранду и пошёл в деревенский душ, надеясь, что самостоятельно разберётся, как включить тёплую воду.
Он мылся недолго, но долго стоял потом босыми ногами на влажном полу. Боролся с унынием. Прикидывал варианты возвращения Егору нормального настроения. Ругался с внутренним голосом, который ворчал, что последнее время только и приходится делать, что оправдываться перед Егором, а он вовсе не важный гусь, а деревенский пидор, и вообще это он должен в ножки кланяться и зад беспрекословно подставлять за то, что для него деньги нашли, а этот петух сельский даже не радуется, может, он и не хочет, чтобы мать выздоравливала, удобно же пенсию её получать, не учиться и не работать, а только байки плести и лапшу на уши вешать.
Кирилл прислушивался. За тонкой стенкой летнего душа стояла привычная тишина. Сверчки стрекотали, кричали сычи, даже, кажется, в отдалении куковала кукушка, но человеческого присутствия уши не улавливали. У соседей лаяли собаки, Найда же была похожа на своих хозяев, такая же безобидная и бессловесная.
Кирилл перестал залипать и ускорился. Вытерся, подсушил волосы, обмотался полотенцем, потому что чистой одежды не взял, а про брошенную под лавку грязную теперь даже подумать без содрогания не мог.
Во дворе было действительно пусто, жёлтыми прямоугольниками выделялись зашторенные окна, на веранде свет не горел. Быстрыми перебежками, спасаясь от комаров, Кирилл вбежал в помещение. Сунулся на кухню, но там никого не было, на обеденном столе стояли три чистых тарелки, миска с салатом, буханка с нарезанной половинкой.
Андрей лежал на диване в зале, смотрел в телевизор и телефон одновременно. Не всматриваясь в экран, Калякин юркнул в их спаленку к шифоньеру, покопался на полке. Вещей было мало, и все мятые. Перед сном вообще не имело смысла одеваться по полной форме, но он всё же надел трусы, шорты и футболку, чтобы не нарываться на лишний негатив.
Кирилл вернулся в зал и сел в кресло. Ноги и позвоночник благодарно застонали и расслабились, глаза уставились в телевизор, мозг стал внимать игре актёров, осмысливать картинки. Желудок запросил еды.
— Прикольный фильм, — сообщил Андрей. — А где Егор?
— Егор? А он разве не?.. — Кирилл озадаченно сдвинул брови и перевёл взгляд на вторую спальню. Дверной проём закрывала штора, и он решил, что раз Егора нет нигде, то он занимается с мамой Галей — переодевает, обтирает, намазывает кремами или что ещё делает без посторонних глаз. Однако из комнаты, Калякин только сейчас обратил внимание, не доносилось ни звука, и лампа под потолком не горела. Блять, обрадовался, что усадил зад, и не заметил!
— Он сказал, что купаться пойдёт, — доложил Андрей. — Он разве не приходил? А то я уже есть хочу.
— Так иди ешь, раз хочешь. — Кирилл, встревожившись, встал, икры загудели.
— Не, мы с Егором всегда вместе едим вечером. У нас традиция.
— Тогда жди, сейчас поищу его, — проронил Кирилл и понёсся во двор.
Впопыхах едва не надел шлёпки на разные ноги, а свет на веранде включить точно забыл. Кинулся сразу к душу, хотя видел,
