Равен - Лиа Фэ
Казалось, взволнованность собственной помощницы была для Парреса не в новинку. Иначе я не могла объяснить его вальяжного равнодушия. Казалось, будь у Феликса карманы, он бы давно засунул в них руки.
— Мы приехали десять минут назад, — лаконично пояснил он.
— Опаздываешь на своё же…
— Ты что-то хотела, Берил?
Девушка на миг даже опешила. Она несколько раз моргнула.
— Да. Пришли документы из банка. Касаемо перевода на счёт той студ… — но не успела она договорить, как Феликс быстро выхватил планшет из её рук и пробежался по содержимому взглядом.
Затем он поднял голову, словно вспомнил о чём-то. Цепким взглядом он окинул всех присутствующих, пока не заметил одного из официантов. Один взмах руки и тот уже стоял рядом.
— Кира, угощайся, — он поднял с подноса бокал с шампанским и протянул мне. — Берил?
— Я на работе, — процедила она сквозь зубы.
— Да, да, — закивал Феликс, вручая ей еще один бокал. — Подержи, пожалуйста.
Пока я делала пробный глоток, парень вновь сосредоточил внимание на планшете.
— Нужна моя подпись?
— Если ты не передумал… — судя по интонации Берил, она на это надеялась.
Но взгляд Феликса мигом поставил её на место. Он быстро подписал бумаги и, забрав бокал с шампанским, вложил планшет в опустевшую ладонь ассистентки.
— Это всё? Или ты и дальше будешь мешать моему свиданию?
Девушка и бровью не повела.
— Журналисты… — начала она, но Феликс даже слушать не стал.
— Нет, — отрезал он.
— Но…
— Я сказал нет.
— Феликс.
— Пока, Берил.
Она с треском проиграла этот бой. Прошло несколько секунд, после которых блондинка сделала шаг назад и примирительно склонила голову.
— Хорошего вечера.
— И тебе, — губы Феликса растянулись в слащавой улыбке.
Он проводил Берил взглядом, после чего повернулся ко мне.
— Извини, пожалуйста. Это было не запланировано. Так о чём ты говорила?
Он смущенно перекатился с носка на пятку.
— За искусство, — неожиданно для самой себя объявила я, чокаясь нашими бокалами.
— За красоту, — поддержал Феликс, внимательно глядя на меня.
Во рту неожиданно пересохло. Я сделала куда больший глоток, чем планировала изначально.
— Так, может, ты покажешь мне своё любимое полотно? Признавайся, это «Прозерпина», «Зачарованный Мерлин», «Офелия»?
Мои глаза в изумлении распахнулись. Я шутливо толкнула парня в грудь.
— Так ты, значит, разбираешься? А для меня делал вид, что нет!
Парень звонко рассмеялся. А я невольно засмотрелась. Такой счастливый и искренний — он очень нравился мне.
— Я вовсе не разбираюсь. Уж точно не так хорошо, как вы, мисс О'Хайя.
Он наклонился ближе и заговорчески прошептал.
— Но признайся, я хотя бы угадал?
На что я хитро улыбнулась и покачала головой.
— Совсем?
— Совсем.
— Но ты покажешь мне?
Я хихикнула, как девчонка и, набравшись смелости, взяла Феликса за руку. Верно шампанское ударило мне в голову, иначе и быть не могло. Спутник опешил, явно не ожидая подобной инициативы. Но не успел вставить шутливого комментария, как я повела его за собой.
Если верить плану, представленному в официальном буклете, зал Милле должен был находиться по левую сторону от основного коридора. А значит, поворот был через три колонны от центрально перекрестия, в котором мы до этого очутились. Пришлось постараться, чтобы протиснутся через толпу. Благо, большая часть гостей столпилась возле главного шедевра, оставив моё любимое полотно без внимания.
Я заметила его сразу, стоило нам войти в зал. Картина висела в самом углу, у дальней стены. Место, предназначенное ей, казалось таким же интимным, как и её содержание.
Стараясь не обращать внимания на мягкость пальцев Феликса, я подвела его ближе к раме.
— Вот.
Лаконично. Просто. Ёмко.
Парень с интересом уставился на полотно. Затем, не менее любопытно взглянул на меня.
— Влюблённые? — казалось, он не ожидал, что чёрствая девчонка вроде меня выберет себе в фавориты романтичный сюжет.
— Трагически влюблённые, — поправила я.
Паррес слегка нахмурился и внимательнее взглянул на картину.
— Среди искусствоведов её называют просто «Гугенот», — начала я — ведь настоящее название очень длинное: «Гугенот в День Святого Варфоломея, отказывающийся оградить себя от опасности ношением римско-католического знака».
Герой сюжета держал в своих объятиях возлюбленную. Одной рукой он обхватил плечи девушки, той же рукой гугенот оттягивал белую повязку, которой любимая хотела обвязать его руку. И тем самым спасти от надвигающейся смерти.
— Это история любви двух противоположностей. Она — католичка, он — протестант. Несмотря на принадлежность разным религиям, они полюбили друг друга. А после узнали о грядущей Варфоломеевской ночи.
— Истребление протестантов, — лицо Фликса озарилось пониманием.
— Да, — подтвердила я. — Девушка пытается повязать любимому католический отличительный знак, — я указала на белую ткань. — Но он не готов предать себя, даже ради любви. Она в отчаянии. А он смирился со своей судьбой.
Я не могла глаз отвести от картины. Вживую она была великолепна. Пронизывала саму душу.
— Красивая легенда, — губы Феликса искривила печальная улыбка.
— Думаю, она вполне могла быть правдой.
— Вполне, — согласился друг.
— Меня она завораживает своей реалистичностью, — призналась я. — В ней, как в жизни, нет правильного ответа. Кто может с лёгкостью сказать, какое решение было для гугенота верным? Предать свои принципы ради истинной любви? Или выбрать личное счастье?
Феликс многозначительно на меня посмотрел.
— Куда было бы проще, если бы они были из одного мира, да?
— Тогда бы это полотно не стало великим, — возразила я.
— Хорошо, что мы живём в двадцать первом веке, где каждый имеет свободу самостоятельно выбирать свою любовь. Не оглядываясь исключительно на мнение церкви, государства, семьи. В наши дни истинные чувства могут преодолеть всё, согласна?
На этих словах парень затаил дыхание. Очевидно, он имел в виду не героев Джона Эверетта Милле, а говорил о нас. Спрашивал между строк.
Я ведь уже однажды отказала ему из-за страха и собственных предубеждений. Мы, словно персонажи с картины — были из двух совершенно разных миров. Но Феликс неоднократно демонстрировал — его это ничуть не волнует. А что до меня… я была просто трусихой. Но стала ли я от этого счастливее?
Каждый раз, когда я отталкивала Феликса, я убеждала себя, что так лучше. Что его мир принёс нам с Марком столько боли и страха, что правильнее было бы удирать, сверкая пятками. Но что, если не все такие, как Гремучие змеи? Я на собственном опыте убедилась, что деньги не всегда делают людей жестокими и безжалостными. Мои лучшие друзья были тому подтверждением. Так почему я доверилась всем, кроме парня напротив? Разве он чем-то
