Иосиф Гольман - Отпусти кого любишь (сборник)
– Ничего я не решил, – отмахнулся Егор даже с некоторым раздражением. Он же говорил ей, что ничего не решил.
Валентина достала тонкую сигаретку, прикурила и вдруг, словно вспомнив что-то, загасила ее о черную керамическую пепельницу.
– Ты чего, бросила? – одобрительно спросил Греков.
– Ага, – односложно ответила Валентина.
– А что так? Новая схема? – намекнул Егор на ее любовь ко всяким диетическо-экологическим инновациям.
– Совсем новая, – усмехнулась она. – Я же замуж собралась. А рожать надо с чистым организмом.
«Так…» – подумал Греков. Не то чтобы он не хотел на ней жениться – три дня назад был почти уверен в такой перспективе, – просто сейчас настрой мыслей был совсем иной. Да и Авдеева, в данный момент прикрывающая его тылы, вызывала некое ощущение неудобства.
– А почему не спрашиваешь, за кого? – вновь с усмешечкой спросила дама.
– За кого? – и в самом деле чуть встревожась – от нее же, эмансипированной, что угодно можно ждать! – спросил Егор.
– Не волнуйся, за тебя. За кого же еще? – даже с некоторой печалью подвела итог Валентина. Она сейчас была очень красива своей снежной красотой, и Грекову было приятно, что эта красота предназначена только ему. Но что тогда делать с Авдеевой? Он некстати вспомнил приятный вчерашний вечерок.
Вот черт! И в самом деле проблема. Ну почему он не саудовец какой-нибудь? Женился бы на обеих – и порядок.
– Чего молчишь? – спросила Валентина. – Или я тебя уже не привлекаю?
– Привлекаешь, – честно ответил Егор, почувствовав, что ему уже не хочется кушать японский обед, а хочется совсем другого, столь откровенно предложенного сидящей напротив женщиной.
– Поехали? – улыбнулась она, прекрасно понимая его ощущения.
– А куда? – вдруг вспомнил он.
– Придумаем что-нибудь, – уже вставала она из-за стола, благо даже заказ сделать не успели. – Поехали.
В машине спросила его:
– Какие идеи?
– Не знаю, – честно ответил безыдейный Егор, давно позабывший времена бесквартирья. – Не в подъезд же.
– А как это – в подъезд? – не поняла Валентина.
– Ну, в новых домах высотных по лестнице никто не ходит, – объяснил со знанием дела Греков. – Все на лифтах ездят.
– И прямо на лестнице? – ужаснулась дама. И тут же с новым подозрением посмотрела на Грекова: – А ты-то откуда знаешь?
– Мужики рассказывали, – быстро отбоярился Егор. – Еще можно за город. В лес.
– Только тогда я сверху, – засмеялась Валентина. – Нет уж. Обойдемся без экзотики. – И велела ехать к Курскому вокзалу. Там, это сразу вспомнил и Егор, на подъеме от Яузы всегда стояли продавцы жилья на час. Греков никогда не пользовался их услугами, но все когда-нибудь случается в первый раз.
Арендодателей было действительно немало. Единственно, они почему-то все слегка смахивали на бомжей. Ну да черт с ними, решил Егор, уже получивший вожделенный ключ и адрес за действительно небольшую сумму.
Они подъехали к старому четырехэтажному дому, возможно, помнившему еще первую революцию. Поднялись по скрипучей, пропахшей кошками лестнице – лифта здесь не было изначально.
Открыли не менее скрипучую дверь.
– Да, это не «Шератон», – усмехнулась Валентина, зайдя в крошечную полутемную комнатушку – небольшое окно, затененное к тому же близко стоящим новым высоким домом, явно не справлялось с функцией инсолирования помещения.
Греков подошел к окну и выглянул наружу. Вид на внутридворовую помойку органично дополнял интерьер «шикарного апартамента» – как охарактеризовал сдаваемую квартиру их арендодатель при заключении «договора».
– Греков, я сюда не лягу, – сказала из-за его спины Валентина. Обернувшись, он увидел, что та исследует широкую древнюю незастеленную кровать – белье, аккуратно сложенное, лежало сверху. – Оно мокрое, Греков, – потрогав простынку, с ужасом сказала Валентина.
– Думаешь, лучше на снегу? – задумчиво произнес Егор. Несоответствие антуража лишь окончательно раззадорило его, и Греков приступил к решительным действиям.
Он обнял Валентину сзади, привычно нащупав тугие полные груди.
– Нет, Егор! – поначалу отбивалась она. – Давай еще что-нибудь придумаем! Здесь ужасно. Я на нее не лягу.
– И не ложись, – пробормотал Греков, уже не в силах отвлечься от столь волнующего процесса. – Представь, что мы в подъезде.
– Господи, да ты просто маньяк! – оценила будущего супруга Валентина, уже не сопротивляясь и давая ему добраться до всего, чего он хотел. А еще через секунду и она забыла про неудобства: не зря же сексологи советуют супругам для обновления чувств делать это в нестандартной обстановке.
– Насильник, – засмеялась Валентина после возвращения к обычному мироощущению. – Больше с тобой никуда в одиночку не пойду.
– Предлагаешь «групповуху»? – уточнил Греков.
– Дурак, – увесисто шлепнула его пониже спины девушка. – Вроде в возрасте, а дурак. И даже вымыться здесь негде. И ты маньячище вообще, – перечисляла она недостатки ситуации. Или достоинства?
А Греков чего-то вдруг задумался. И в самом деле маньяк. Позавчера – Женька. Вчера – Авдеева. Сегодня – Валентина. Что-то он раздухарился. Надо останавливаться, ведь и в самом деле – не разорваться.
А с другой стороны, «отмазал» он себя, ну сколько ему еще куролесить? Десять лет? Двадцать? А не дай бог, что-то вмешается в его жизнь еще раньше – разве он застрахован от подобного тому, что случилось с Женькой?
Жизнь коротка, и не надо упрекать себя за то, что используешь ее по максимуму.
В общем, оправдал себя Греков вчистую. Но кошки на душе поскребывали: теперь, когда желание схлынуло, стало немного неудобно перед Авдеевой, сидящей с его детьми (он поймал себя на мысли, что так и подумал, во множественном числе), и почему-то перед Женькой, хотя тут уж точно никаких сексуальных неудобств испытывать вроде бы не должен.
Наверное, это из-за того, что он здоров, а она больна, понял Греков. И вспомнил отца. Отец родил его поздно, успев в юности пройти половину великой войны. Причем рядовым, без ранений и в одном и том же взводе. Рассказывал, что из первого состава его взвода осталось двое – он и их санитар, сам дважды побывавший на госпитальной койке. А у отца – ни царапины, хотя медалей – полная грудь.
Так вот, основной душевной заморочкой отца после войны был стыд. Хотя стыдиться точно было нечего – от пуль не прятался, в атаку ходил.
Но отчего-то страшно переживал это чувство – перед погибшими друзьями и их близкими – за то, что сам остался жив.
Еще через сорок минут они сидели в том же ресторанчике и за тем же столиком, откуда совсем недавно ушли столь поспешно.
