Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
– Говорила, – спокойно признает Джулс, подходя ближе. – А теперь ты скажи мне, как я могу встречаться с человеком, чья семья разрушила мою? – отвечает она, делая вид, что ей не больно, но актрисой она всегда была отвратительной. Ее голос срывается, губы дрожат, а глаза блестят от слез и сдерживаемого гнева. – Мой отец должен будет до конца жизни гнить в тюрьме, пока вы забрали все, что эти годы они строили вместе, Анна.
– Но не Тобиас ведь забрал…
Джули прикрывает глаза, и я надеюсь, что сейчас она снова превратится в ту, которой была раньше, прищурится, рассмеется, скажет, что ее слова шутка, глупый розыгрыш, но нет.
– Идите к себе, – командует она брату. – Если ее увидят, у нас всех будут проблемы. – И исчезает в комнате, хлопнув дверью.
Когда Тобиас обо всем узнаёт, то не скандалит, не устраивает показательных сцен – просто молча уходит из дома, а на следующий день начинается ад.
Она изменяет ему с парнем из его музыкальной группы. Он склеивает одну из ее подруг. Она приводит нового бойфренда на школьный матч. Он каждый вечер демонстративно целуется на пороге дома со своей новой девушкой. Да так, что аж смотреть противно. С каждым днем их отношения все больше превращаются в соревнование, кто сможет сделать другому больней. Но хуже всего то, что и наши родители включаются в эту жестокую игру.
Я же веду себя так, словно мне все равно. Отчаянно ищу способы помирить нас и все исправить, но напрасно. Лишь Август – единственный, кто меня понимает. По ночам мы сбегаем из дома, чтобы спокойно поговорить. Залезаем на крышу и ложимся на нагретый за день металл, соприкасаясь плечами.
– Вон созвездие, которое ты показывала.
Август поднимает руку, указывая на мерцающие в небе точки. Дельтотон. На самом деле я не уверена, что это именно оно. Просто в ту минуту показалось похожим, но сейчас это и не важно. Сейчас я смотрю наверх и не верю, что через пару часов уже не увижу Августа снова. Эта ночь – все, что у нас осталось, и мне так хочется превратить время в бесконечность.
– Очень жаль, что вы уезжаете, – говорю я, впервые за эти месяцы признаваясь, что проиграла. Проиграла судьбе, обстоятельствам, жизни и – самую малость – своему сердцу, которое все еще тянется к окнам дома напротив. Туда, где пока еще живет один очень ржавый мальчик.
Наши ладони лежат рядом, почти соприкасаясь. Может, я все придумала, но кажется, будто между ними протянуты тонкие ниточки, которые не дают оторваться друг от друга. Что будет, если я возьму его за руку?
– Мама говорит, что дом, который они с Джулс нашли, не так уж плох. Он, конечно, меньше нашего, и район там не очень, но мы не на улице. Это главное.
– О Ржавом городе ходит много ужасных историй.
– Просто слухи, – отмахивается Август. – Ничего там с нами не случится.
Но я чувствую, будто в застывшей между нами тишине невидимая сила уже забирает его у меня. Перед внутренним взором проносятся моменты, которые мы делили на двоих: баскетбол на заднем дворе с извечным о’доннеловским «Хочешь, научу?», доводящим буквально до белого каления; барбекю по пятницам; деревянный стол из поддонов, такой огромный, что за ним помещались обе наши семьи – громкие, галдящие. Мы с Августом всегда садились напротив друг друга, чтобы переплести под столом ноги и не расцеплять их до окончания ужина. Моя нога, потом его, снова моя, и его сверху, показать, что он старше и главнее, да я никогда и не была против. Так много всего: завтраки в их доме, поездки на школьном автобусе, игры в догонялки – и наши сердца, стучащие одинаково громко, когда мы прятались ото всех у кинотеатра.
Интересно, знает ли он, как сильно повлиял на мою жизнь? Что оказался именно тем, кто помог мне самой стать кем-то? Мне ужасно хочется рассказать ему все, что я сейчас чувствую, но храбрости хватает только на банальное:
– О чем ты будешь скучать сильнее всего?
Август молчит, слишком долго. Наверное, мои слова для него – глупый сентиментальный бред. А потом я чувствую теплое касание: его ладонь сжимает мою. Этот жест безмолвно шепчет: «О тебе». Но вслух Август оправдывается:
– Просто так, чтобы прояснить, если мы держимся за руки, это ничего такого не значит. По крайней мере не в том смысле, как Джубиас. Если тебя не напрягает, конечно.
В ответ я сплетаю свои пальцы с его.
Ночью я просыпаюсь оттого, что замерзла. Окно открыто, и в комнату врывается ветер. Я выползаю из постели, но когда тяну руку, чтобы опустить раму, замираю. На дорожке между нашими домами стоят Тобиас и Джули. Не прикасаются друг к другу, даже не смотрят в глаза. Его руки в карманах джинсов, ее – скрещены на груди, будто она пытается согреться. Они стоят в молчании пару минут, и я тоже боюсь пошевелиться, выдав себя нечаянным шорохом. Наконец Тобиас произносит хриплым голосом:
– Значит, это все? Конец?
– Да.
От того, как быстро она приняла решение, даже мне становится не по себе. А на следующее утро они уезжают. Навсегда.
Глава 11. Анна
Хлопает дверь, и я резко оборачиваюсь, подсвечивая себе экраном телефона. Август прямо у меня за спиной. «Выпусти меня», – едва не вырывается из меня, но я сдерживаюсь, опуская голос до шепота:
– У меня проект. Я должна быть там.
– Надо же, какое рвение, – фыркает он. – Это из-за него ты до конца года записала нас обоих к чокнутой математичке? – Но в его голосе нет враждебности, скорее удивление и непонятная обреченность. Как будто от меня хотят избавиться всеми возможными способами, но никак не выходит. – Я не хочу видеть тебя рядом, неужели не ясно? Перестань ходить за мной. Смотреть в мою сторону. Делать вид, что мы что-то значим друг для друга!
Его слова бьют наотмашь, прямо в сердце, и, возможно, поэтому впервые после взрыва мне наплевать на то, как звучит мой голос.
– Почему? – срывается с губ, прежде чем я успеваю пожалеть о сказанном.
Мы оба замираем, глядя друг на друга в тусклом свете телефонного экрана. Кажется, будто время растягивают в стороны, а мы двое попали в его водоворот. Молча проживаем случившееся ранее, только теперь по разные стороны и не держась за руки.
– Я только и делала, что вспоминала тебя. А ты притворяешься, что нашей
