The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)
— Да ты вообще ни в чем моего участия не представляешь, — хмыкнул Богдан. — Но в который раз предупреждаю: меня это не устраивает. И продолжаться так не будет.
— Нет, мне вот даже интересно, — в тон ему проворчала Юлька, — чем ты мог бы помочь в случае с Димкой! Сидел бы на соседнем стуле и слушал, как он орет? Причем, заметь, имея к тому все основания. Мало того, что я ему изменяла, так еще и ребенка на него чужого… повесила. И именно так это выглядит со стороны! А уж для него — подавно.
Богдан вздохнул, испытывая на себе ее излюбленную тактику «лучшая защита — это нападение». И будь другой причина, он бы, наверное, посмеялся. Сейчас же было совсем не до смеха, даже если она в чем-то и права.
— Во-первых, при мне он бы не орал, — сказал Моджеевский. — И ты сама это прекрасно знаешь. А во-вторых, любые конфликтные ситуации лучше разруливать на нейтральной территории. И это ты тоже прекрасно знаешь. Но когда включаешь упрямство, то отключаешь мозги!
— Да я вообще ходячий косяк! Не привык еще?
— Хочу, чтобы ты отвыкла.
— Вопреки твоим ожиданиям, я не намерена прятаться за тобой от своих проблем!
— Я и не собирался тебя прятать.
— Невозможно от всего уберечь. Живая осталась — и ладно.
— Не ладно, — жестко отрезал он. — То, что ты не умеешь «вместе», не означает, что не нужно этому учиться. Но если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то уже мне придется действовать самому.
— Что ты имеешь в виду под «действовать самому»?
— Без твоего участия.
Юлька на некоторое время зависла, очевидно, пытаясь уразуметь сказанное им.
А когда уразумела, вспыхнула и выдала:
— Ты знаешь, с тобой было значительно проще иметь дело, пока ты не знал про Андрея!
— Чем это? — поинтересовался Моджеевский.
— Тем, что ты куда меньше лез туда, куда тебя не просят.
— Тогда, может быть, ознакомишь меня с идеальной картиной твоего мира?
Юля снова замолчала. На этот раз надолго. Смотрела на окно. В нем расцвечивало цветными солнечными зайчиками помещение старое витражное стекло, которое, наверное, не могло ответить ни на один вопрос, но наверняка и было той самой идеальной картинкой ее мира.
А перед ее носом, на столе — так и не отснятые украшения, привезенные из Парижа. Зеркальце. Несколько серебряных чашек. Красиво. Тоже часть ее мира.
И спрятанные подальше, в бюро, запонки и зажим для галстука от Тиффани пятидесятых годов в оригинальном футляре. Для него.
И еще перед глазами — мальчик, целовавший ее у маяка в прошлой жизни. Сейчас он вырос и ничего идеального в нем не было. Как и в ней. Как и в ней, черт подери. А ведь когда-то они мечтали быть вместе всегда-всегда. Смогли бы тогда? А сейчас — смогли бы?
У нее все еще дрожали руки после разговора с Ярославцевым. До сих пор. Не помогал ромашковый чай, заботливо приготовленной Машкой, понявшей все по-своему, когда она, перепуганная и почти плачущая, влетела в помещение магазина. По-своему — не значит, неправильно. Просто у каждого своя картинка мира.
— Я хочу, — начала Юля и запнулась, но все же продолжила: — я хочу сама понять, Богдан. Каким я вижу его сегодня. И каким его видишь ты.
— Исчерпывающе, — коротко отозвался Моджеевский.
— Значит, поговорили?
— Если ты о своей встрече с Ярославцевым, то, вероятно, да. Тебе виднее.
— Ну хочешь — прибей меня. Я понимаю, что и ты будешь прав, как прав Дима. Всем жизнь перегадила.
— У тебя приступ самобичевания? — самым серьезным тоном спросил Богдан.
— Ну ты же именно так и думаешь. Винишь меня. Ок, я виновата. Дальше что?
— Дальше? — он ненадолго задумался. — Дальше понять бы, в чем ты виновата.
— Хватит, — выдохнула она в трубку. — Хватит вытаскивать из меня нутро наружу. Ты и сам знаешь в чем. Препятствовать твоему общению с Андреем я не буду. Убегать — тоже. Мой новый адрес тебе известен. На развод подам. Но выворачивать меня наизнанку — не смей.
— Юль, ты сейчас что-то пытаешься доказать себе самой, не мне.
— Зачем ты звонишь?
Богдан откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Трудно объясняться, когда адресат объяснений закрыл руками уши.
— Хотел услышать от тебя, как прошла встреча с Ярославцевым, — медленно проговорил он. — Хотя я бы предпочел, чтобы ты меня предупредила, что собираешься сделать. Еще лучше было бы, если бы все же не пошла к нему в одиночку.
— Услышал? — глухо отозвалась она.
— То, что ты захотела мне рассказать, — да, я услышал. Но я уверен, что это не все.
— А за остальное ты его пришибешь, — грустно хохотнула Юлька. — Но учитывая, что вы оба — пострадавшая сторона, идея так себе.
— Хочешь, пообещаю, что не буду его… пришибать?
— Хочу. Но не поверю. Ты же тоже… упрямый.
— А еще я эгоист, — довольным тоном сообщил Богдан.
— Не делай так.
— Как? — искренне изумился он.
— Не включай этот тон.
— Ничего не понятно, но очень интересно, — хохотнул Моджеевский. — Ок, как скажешь.
— Этот — тоже не включай. Когда мы ругаемся — это запрещенный прием.
— И какой прием разрешенный?
— Орать — можно, — разрешила она. — Арктический холод включать — тоже.
— Обязательно учту, — заверил Богдан, — в следующий раз.
— Это когда я в следующий раз пойду разговаривать с Ярославцевым? — хмыкнула Юлька, сама того не замечая подхватив его интонации.
— В такой следующий раз я обязательно пришибу тебя!
— Оставишь ребенка без матери?
— У него отец есть.
И все. В этом самом месте что-то ухнуло вниз внутри нее. Юля перевела дыхание и
