The Мечты. О любви - Марина Светлая (JK et Светлая)
— Мы вообще не родственники. И давно не друзья, если ты еще не заметил.
— Разве? — оскалился Яр. — А почему тогда твой приплод мою фамилию носит? Что? Тебе не нужен, так мне спихнул? Ладно, она — дура. Всегда была дурой. Но ты-то — молодец! Я тебе тут полжизни расписал, а ты все это слушал… Моджеевский, мать твою, как?!
Богдан сцепил пальцы в замок, положил их перед собой на стол и, не отводя взгляда от Ярославцева, медленно проговорил:
— Развод, отказ от отцовства Андрея и ты снова свободен. Как-то так.
— Ты ее все эти годы трахал?
— Я не буду это с тобой обсуждать, — жестко отрезал Моджеевский.
— На правах мужа — имею право знать! Бл*дь! Как это вы умудрились? Как это у вас все происходило? Ветвистые у меня рога?
— Не истери, как баба, Яр, — рявкнул Богдан.
Дима вздрогнул и уставился на Моджеевского с такой неприкрытой ненавистью, которая и с ног бы сшибла. Но на большее, чем смотреть, Яр был не способен.
— И как она тебе? — охрипшим голосом спросил он. — Такое же бревно, как со мной? Или для тебя старалась?
— Заткнись, — сдерживая ярость, прошипел Богдан. — И лучше обеспокойся тем, чтобы закончить это все побыстрее.
— Хер тебе, а не быстрее, — хохотнул Яр. — Допустим, я хочу дать своей семье еще один шанс. А может, два. Все-таки ребенок!
— И результат теста ДНК.
— Да похер на результат! В его свидетельстве о рождении моя фамилия. Я отцом записан. Я Юляна беременного по больницам тягал. Я из-за этого сопляка ночами не спал, все прелести жизни молодого папаши на своей шкуре испытал. Я его даже люблю, все-таки растил. И отказываться от него не собираюсь.
— Все? — насмешливо поинтересовался Моджеевский.
— И развода не дам. Как-то так.
— Тогда до встречи в суде.
— Договорились, — хохотнул Димон и подхватился со стула.
Его шаги по кабинету в направлении двери были уверенными и решительными. Вовсе и не скажешь, что еще не так давно он был растерян или подавлен. Несмотря на эмоции, в голове его зрело. Вызревало. Формировалось то, что завтра станет его основным планом. Потому что даже на такой дерьмовый случай обязательно должен быть план. Не впервой.
Уже на выходе, взявшись за ручку двери, Яр обернулся и посмотрел на Богдана, все еще сидевшего в кресле. Криво усмехнулся и сказал:
— А каково это? Она тебе со школы нравилась, а ее первым был я. Ты ее хотел, а жила она со мной. Сына ей сделал, а фамилия у него Ярославцев. Неприятно, да?
Моджеевский подавил вздох. Димон нифига не менялся, его главной целью всегда было — выбиться в люди. Ну, как он это понимал. Друзей искал выгодных, собственной бабки стеснялся. И Юльку под ту же гребенку.
— Я точно знаю разницу между участием и победой.
— Да мы еще не знаем, кто победил, Богдан. И пока не дойдем до конца — не узнаем. Она мне изменяла. Где гарантия, что завтра на моем месте ты не окажешься? — фыркнул Ярославцев.
— Моя гарантия в том, что я всегда на своем месте.
В ответ Димон приподнял бровь, но и слепой бы заметил, как потяжелел его взгляд. Моджеевский сработал филигранно — попал точно в цель. Когда всю жизнь живешь на чужом месте — сам об этом знаешь. Комплекс самозванца — самый правильный диагноз. Яр почти слышно скрежетнул зубами, вышел из кабинета, а потом шарахнул дверью со всей дури.
Скрежетал зубами и Богдан, набирая Юлин номер. Ему очень хотелось пришибить эту упрямицу, потому и воспользовался телефоном. Ведь, как известно, посредством телефонной связи не удалось пришибить еще ни одного человека, а Юлька ему еще пригодится. И, к некоторому его облегчению, очень скоро, буквально через пару гудков, он услышал спокойную Юлькину речь, по которой нельзя было понять, что там у нее происходит.
— Привет! Ты что-то хотел?
— Привет, — хмуро рявкнул он в ответ. — Хотел. Хотел узнать, как провела утро.
— Что с голосом? — заботливо поинтересовалась Юлька.
— Не меняй тему.
— Не меняю. Отвезла Андрюшку в сад, съездила к Диме, объяснилась с ним. Сейчас в магазинчике, работаю… И… и мне все же очень не нравится твой голос.
— Мне тоже кое-что не нравится, — хмыкнул Моджеевский. — Ну и как прошло?
На мгновение ему показалось, что она расколется, потому как на том конце повисла некоторая пауза. Незначительная, скорее запинка. Но все же Юлька была Юлькой. И потому уперто проговорила:
— Для первого раза нормально. Могло быть хуже.
— Первого?
— Ну… нам же еще нужно будет… все-таки решить с разводом, — чуть менее уверенно, но все же заявила она.
— И как же вы договорились решать с разводом?
— Мы не договорились. Потому придется разговаривать снова.
— То-то я смотрю, что Ярославцев под сильным впечатлением, — снова рявкнул Богдан. — Юлька, блин! За каким дьяволом ты поперлась к нему одна?
— Он что? Он был у тебя? — тут же всполошилась она, очевидно, вычленив главное.
— Юлька! — одернул ее Моджеевский, на секунду завис и выдал: — А тебе, похоже, тоже понравилось. Ну так и что у вас произошло?
Она помолчала. Вариантов не оставалось. По всему выходило, что придется представить какую-то лайт-версию безобразной сцены, которую разыграл ее супружник с ее же подачи. Но врать — мягко выражаясь, не вариант, потому что это тоже означает прятать голову в песок. А Юлька почему-то решила для себя, что будет Богдану говорить правду. Они и без того заигрались.
— Ну а ты как думаешь? — устало, уже совсем иначе, чем начинала этот разговор, спросила она. — Я ему сказала, что ухожу, он не воспринял всерьез. А уж когда про Андрея озвучила… согласись, у него были причины вспылить. В общем, он психанул, а я свалила огородами.
— Ты как будто специально нарываешься, — хмуро проговорил Богдан. — Только я не понимаю — зачем.
— Я не нарываюсь. Моджеевский, как бы
