Замуж за незнакомца - Лина Манило
– Всё равно, суки, расколитесь, – говорю, выходя из ангара.
Свежий ночной воздух щекочет кожу. Вдыхаю полной грудью, закрываю глаза. Просто наслаждаюсь моментом.
– Шеф, какие распоряжения? – Коля, один из охранников, выступает из темноты и мрачно смотрит на дверь ангара. Оттуда доносятся крики раненого, маты и проклятия.
– Меня неделю не будет. Болезного – вылечить. Остальных кормить редко, но чтоб не успели сдохнуть к моему возвращению.
– Думаете, расколются?
– Обязательно, – улыбаюсь, а Коля кивает. – Умирать голодной смертью никому не нравится.
– Счастливого пути, шеф!
– Спасибо, – говорю, уходя в ночь.
Глава 9
Тина.
– Пейте, – говорит Игорь.
Он, кажется, уже начал ко мне привыкать.
Протягивает мне крышку от термоса, и в нос ударяет терпкий аромат коньяка. От его резкости жмурюсь – мне не нравится запах, но стучать зубами от шока мне нравится ещё меньше. В голове плывёт туман, перед глазами в рассеянном свете фонаря пляшут тени. Они выплывают на меня, выпрыгивают из темноты, зовут за собой куда-то.
Я закрываю глаза, делаю большой глоток коньяка, носом воздух хватаю, и паника постепенно сходит на нет. После второго глотка от неё остаётся лишь покалывание миллионов иголок на коже, но зубы уже не стучат, а пальцы теплеют.
– Вы будете? – спрашиваю, протягивая Игорю остатки коньяка. Он отказывается, качнув головой, складывает руки на груди. – Вы очень бледный.
– Я всегда такой, – хмыкает и уходит, чтобы через несколько мгновений вручить мне плед. – Вот, держите. Садитесь в машину, в ногах правды нет.
– Тут может быть опасно?
– Просто садитесь в машину.
– Вам хочется быть с ним, а приходится меня сторожить? – на языке разливается горечь, и виной ей не дорогой коньяк.
Игорь ничего не отвечает, да мне и не нужны его слова. Я и так знаю, что не хочется опытному бойцу вокруг бабы топтаться. Кутаюсь в плед, допиваю коньяк и уже было собираюсь сесть в машину, потому что, в общем и целом, я послушная девочка, но резкий хлопок заставляет вздрогнуть. Я роняю «стакан», он жалобно звякает о щербатый асфальт. Игорь напрягается, всем телом в сторону подаётся – неуловимое движение, но мне, выросшей среди подобных ему, всё видно. Он готов лететь по первому свистку, по любому зову. Закрывать собою шефа, принимать на грудь все пули. На Игоре бронежилет скрытого ношения – похожий на обычную жилетку, спрятанный под тёмно-синим пиджаком. Броник делает Игоря ещё огромнее, внушительнее.
– Это выстрелы? – спрашиваю, хотя сама знаю ответы.
И, чтобы не вызывать гнев грозного бойца и не трепать никому нервы, прячусь в автомобиле. Удобно устраиваюсь на заднем сиденье, скидываю туфли, растираю уставшие от высоких каблуков стопы. Кто-то совсем рядом стрелял – эти хлопки я ни с чем не спутаю. Кто это мог быть? Кирилл? Наверняка.
Он страшный человек. У него пистолет за поясом, ледяные глаза и кривая философия. Кирилл даже не пытается казаться лучше, чем он есть на самом деле.
Я наслышана об отце Кирилла. Помню, как мой папа рассказывал кому-то из своих компаньонов о небывалой жестокости Олега Раевского. Он начинал в какой-то мелкой подростковой банде – обносили сельские магазины вдоль трассы. Потом, когда стукнули девяностые, масштаб вырос, и Раевский стал серьёзной угрозой для многих. Только не для моего отца – они как-то смогли найти общий язык.
Кажется, именно в этом корень нашего с Кириллом брака. Мой отец, несмотря на жестокость Раевского-старшего, всегда отзывался о нём с восхищением, что ли. Что-то между ними было, что не делало их врагами.
Я сворачиваюсь калачиком, а тепло от выпитого коньяка и пледа расслабляет. Закрываю глаза, проваливаюсь в зыбкий в сон, в котором совсем другие места и другие мужчины. Жестокие и злые. Мужчины, способные на насилие.
Я погружаюсь в своё прошлое. Окунаюсь в свою вину. Бросает в дрожь, но я снова пересматриваю "кино" без счастливого конца.
* * *
– Катя, блин! Куда ты?! – мне восемнадцать, а моя самая лучшая подруга убегает, смеясь.
Мы с ней на парковке ночного клуба, я впервые сумела выбраться из дома без надзора охраны. Но сейчас, когда вокруг так много чужих людей, мне неуютно.
Катя поправляет на ходу короткую юбку, заигрывает с каким-то парнем. Он очень взрослым кажется, и это… пугает. В конце концов, что ему нужно от моей подруги?
Я иду к ним. Хватаю Катю за руку, пытаюсь остановить от чего-то страшного. Интуиция орёт, что парни эти на тонированном Опеле – опасны. Им нельзя доверять. Но Катя – молодая и беспечная, ей всё ни по чём. Она хочет радоваться, жаждет приключений, эмоций.
Мы совсем разные, и я жалею, что Иры нет рядом. Она бы смогла остановить Катю, а я… я слабая, подруга меня не слушает.
Озираюсь по сторонам, а на парковке перед клубом слишком много посторонних. Зябко ёжусь, а Катя, счастливо смеясь, ныряет в автомобиль своих новых приятелей.
– Тинка, поехали с нами! Будет весело!
– Катя, может быть, домой? – пытаюсь остановить подругу, но она не хочет слушать. Катя хочет веселиться.
– Да ну, Тинка, не будь скучной! Что ты? Папаша твой не узнает, если ты немножечко отдохнёшь. Садись, а?
Но что-то меня останавливает. Не могу сделать последний шаг, не получается сесть в подозрительную машину. Не могу! И я делаю шаг назад, а Катя взмахивает рукой, прощаясь.
Остаюсь на парковке, и Опель срывается с места, увозя от меня Катю навсегда.
* * *
«Тинка, не будь скучной», – всё ещё звучит в голове голос подруги, но рёв автомобильных моторов неизменно глушит его. Даже сейчас, спустя шесть лет.
Так, надо успокоиться. Коньяк, конечно, сделал своё дело, расслабил немного, но навести порядок в голове и избавить от чувства вины крепкому алкоголю не под силу. Хоть три ведра выпей.
Я спускаю ноги, шевелю пальцами, растираю ладонями лицо. За границами безопасного убежища ходят большие серьёзные мужчины в бронежилетах под костюмами, переговариваются негромко, но слов не разобрать. Я быстро теряю к происходящему интерес и очень хочу на воздух – в машине слишком душно, но Кирилл, а после Игорь доходчиво объяснили: надо быть осторожной и сидеть, где велено. Нахожу в сумочке влажные салфетки, стираю размазанный макияж, избавляюсь от чёрных потёков туши и поплывший тональный крем. Простые механические действия успокаивают, дарят иллюзию нормальности.
Господи, когда же мы уже уедем отсюда? После странной погони, во время которой я только и могла, что молиться про себя,
