Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина
Кто-то типа… Авдеева.
Сука, как серпом по яйцам.
Представлять их вместе.
Как будто мне кишки намотали на мокрые электропровода.
Ну на хуй, нужно переключиться, пока не вломился к ней в три часа ночи с выяснением отношений на тему, какого это хуя она раздвинула ноги перед другим мужиком, если я ее на это не благословил.
Хули там, я буквально учил что к сексу нужно относиться как к физиологии, как к процессу, который необходим организму, чтобы нормально функционировать, примерно как еда и сон. Только, блядь, я точно не учил при этом становится яйцом для чужой спермы.
Хорошо, что утро уже на горизонте и я ломлюсь со всем этим непереработанным дерьмом в спортзал, который как раз находится на первом этаже в жилом комплексе и работает с семи утра. Мне тут нужно сбросить напряг, пока это злое дерьмо не начало фонтанировать из меня во все, что не так посмотрит или слишком близко чихнет.
Он сам на нее вышел? Или она первой прошла по той же цепочке, что и я, когда подыскивал ей напарника для войны?
Делаю тяжелый подход со штангой, останавливаюсь, чтобы дать передышку, потому что смарт-часы на запястье предупреждают — пульс вышел за границу безопасной для меня нормы.
И снова начинаю жестить с «железом», потому что в голове одна за другой мелькают картинки моих бесконечных проёбов: сколько раз ее отпускал, сколько раз уходил сам, смотрел вслед увозящей ее машине с каким-то очередным «просто_секс» телом за рулем.
Это, блядь, я не дров наломал.
Это на хуй лесоповал в щепки.
Делаю еще один перерыв, нахожу в телефоне цветочный магазин, листаю страницу в поисках подходящего букета. Когда выбираю какую-то экзотику (это же Лори, ее хрен впечатлишь веником на гроб), магазин предлагает добавить к цветам какую-то поебень — конфеты, плюшевый пылесборник, открытку… я закрываю страницу.
— Гм-м-м… — Где-то справа женский голос. — Вы не могли бы… может быть…
Поворачиваю голову, натыкаюсь на туго обтянутые довольно откровенным топом сиськи.
— Подстраховать меня на приседе?
— Не вопрос.
Ее лица не вижу.
Не потому что не смотрю, а тупо не интересно. Вообще никак.
Башка забита Лори и мыслями о том, что по большому счету, учитывая все мои косяки, я отделался легким испугом. У нее все карты в руках были, могла вообще не стесняться в выражениях, а вместо этого вмазала мне по лайту, даже не по яйцам и не в табло. Жалеет инвалида?
От последнего вообще такой жесткий головняк, что чуть не пропускаю момент, как стонущая передо мной тёлка перестает тянуть штангу. Подхватываю гриф, легко навешиваю на штыри.
— Спасибо, — чирикает «сорока», потому что сверху и снизу на ней что-то чёрно-белое. — Обычно, не допроситься, чтобы мужчина помог.
— Это все? — оставляю ее благодарности без ответа, снова заглядываю в телефон, придумав вдруг, что могу попытаться выманить Лори в кино. Что там сегодня показывают? Готов даже на сопли в розовом шоколаде.
— Ой, нет, еще один подход.
Я терпеливо жду, пока она закончит, снова «героически» ловлю штангу и слегка охреневаю, когда она опирается на мою руку, чтобы выбраться из-под штанги, которая ей в принципе никак не мешает, потому что я весело зафигачил гриф вообще на самый верх.
— У меня еще «болгарские» и все, — улыбается.
По-прежнему не вижу ее лицо, хотя вот оно — глаза, нос, рот. Но в картинку не складывается, потому что вообще не интересно.
— Ой, что это у вас? — Она округляет глаза, когда я нарочно слегка подаюсь вперед, демонстрируя в расстегнутой толстовке свой уродский шрам.
— Удаляли грудную жабу. Сорян, но выебать я хочу совсем другую девочку, так что после болгарских уже как-нибудь сама.
А выебать Лори я хочу так, что дым из трусов.
И самое веселье в том, что у меня целибат.
Почти три года как.
Подрочить, что ли в душе, пока башню не снесло?
Но в душе я просто минут десять стою под теплой водой, давая окаменевшим мышцам во всем теле немного расслабиться, а потом, кое-как вытерев волосы полотенцем, просто, чтобы промокнуть влагу, выбираюсь к стойке администратора, чтобы забрать карту клиента. «Сорока» уже тут как тут — сидит неподалеку на скамейке с видом тигра в засаде. Замечает меня, встает, накидывает на плечо похожую на мешок сумку и бросается наперерез.
— Простите, пожалуйста, мне так неловко…
«Да, тебе очень неловко, поэтому ты решила напялить тонкий свитер без лифчика и, видимо, если я снова тебе откажу, сделаешь во мне пару новых дырок своими сосками».
— На улице дождь, я без зонта, а у меня очень, — она трагически закатывает глаза, — очень важное собеседование на работу, и если я явлюсь на него как будто со свалки — меня даже слушать никто не станет.
— Важное собеседование? — окидываю ее еще одним взглядом, потому что помимо свитера, который подчеркивает все, что можно подчеркнуть, на ней джинсовая мини-юбка и высоченные сапоги на шпильке. Так и зудит сказать, что для собеседования на роль содержанки она слишком раздета, а для места на трассе — слишком одета.
— Очень важное собеседование. — Она не теряется и начинает смотреть мне в глаза в упор. — Это ведь ваша машина?
Кивает за спину, откуда через зеркальную стену хорошо видна стоянка и припаркованный на ней красный спортивный «Камаро». Вот в чем дело.
— Это не моя машина, — улыбаюсь.
— Не ваша? — Ее натренированная улыбка моментально сползает с лица. — Но разве…
Она окидывает взглядом пустой зал. Догадаться о ходе мыслей охотницы за кошельком вообще не сложно: ее внимание привлекла красивая красная спортивная тачка на стоянке возле фитнес-зала, в это время в зале был только я. Значит, типа, и тачка моя.
— Простите, что побеспокоила, — кривит губы, наконец, перестав изображать деву в беде.
— Могу вызвать вам такси, — бросаю ей в спину. Мог бы спокойно отпустить горе-охотницу, но терпеть не могу, когда на меня смотрят как на размазанное по подошве дерьмо.
— Слушай, отвали, а?! — уже совсем грубо, не удостоив меня даже взглядом, через плечо бросает она.
Как грубо. Оглядываюсь на девушку за стойкой администратора, но она только рассеянно хлопает глазами.
Выхожу на парковку. Справедливости ради, на улице действительно накрапывает, но это даже не дождь, а растворенная в воздухе пыль туманного утра. Неудачница стоит под навесом и продолжает смотреть на меня как на источник всех своих бед. Видимо, пришлось сделать через силу тот несчастный присед, чтобы меня впечатлить.
Время — половина девятого, водитель уже в пути,
