Живу, пока люблю - Татьяна Львовна Успенская-Ошанина
— Что вы знаете об этих Пещерах?
— То, что они с Павелецкой дороги, — усмехнулся Илька. — Что название их Сьяновские, что они опасные…
— Небогато. Эти пещеры — бывшие каменоломни. Там брали белый камень. Можно сказать, это белокаменные пещеры. Через них протекает Пахра. Дно заросло, речка поменяла русло за восемьсот лет. В этих пещерах мы когда-то, ещё в школе учились, проводили много времени. И погиб у нас там не один человек. Ползёшь, ползёшь, а чуть сдвинешься в сторону или сделаешь резкое движение, привет — обваливаются породы. Однажды завалило вход, а мы внутри — несколько десятков человек. С реки же несёт песок. Метров тридцать песка навалило. Целые сутки прокапывали лаз. Двое погибли.
— Пойду, отец, — говорит Илька.
Отец ничего больше не добавляет, начинает чертить наиболее удобный маршрут, рассказывает, какие инструменты брать с собой и что делать, если начнётся обвал.
Снова Евгений звонит в её дверь. Не переступая порога, говорит:
— Ещё был страшный случай. Озеро — красивое, широкое, глубокое, а вокруг него километров пятьдесят — болота. У нас с Сашей Виленкиным была задача: найти через них тропу к озеру. Ну, идём, идём и, конечно, попали в самую трясину. Начали медленно опускаться. Шевельнуться боимся — истуканы! Шансов выбраться — ноль. Но Сашка, хоть много легче меня, почему-то затягивается быстрее. Тогда я рванул его на себя. Сашку вытянул, а сам ушёл с головой, только рука торчит вверх. В последний момент, пока я не захлебнулся, Сашка успел наклонить дерево прямо мне в руку, деревом и вытащил меня наверх. Смертельный идиотский трюк. Должны были погибнуть оба.
Елена передёрнула плечами:
— Не возьмёшь с собой, пойду одна.
Он знал: с неё станется, пойдёт!
С этого дня она ходила с ними в походы. Лекарство от Тараса.
4
Тарас и Зоя вернулись в конце августа, оба загорелые, возбуждённые.
И началась привычная жизнь — в колее. С Зоей — ни слова о Тарасе, после занятий общие обеды и подготовка к семинарам, в субботы, воскресенья и праздники — походы, лыжные и пешие. Так продолжалось до начала мая.
Весна случилась ранняя. Снег быстро растаял, температура поднялась до пяти тепла, а днём в воскресенье дошла до пятнадцати.
Телефон зазвонил в шесть часов утра понедельника.
— Тарас погиб. — Странная фраза, странно-спокойный голос Зои.
Ещё продолжается сон?
Но Елена стоит в коридоре, и в руке её прохладная телефонная трубка.
— Я сейчас приду.
Зоя была одета, как на праздник, как готовая идти на свидание, в яркое вишнёвое платье. Волосы распущены, осыпают плечи лёгкими тёмными прядями. И только сейчас Елена заметила выпирающий живот.
— Ты что? — спросила Елена.
— Его ребёнок.
— Вы женаты?
— Тридцатого мая у нас свадьба.
«Что случилось с Тарасом?» — хочет спросить Елена и не может, пусть хоть ещё минуту проживёт надежда.
— Их потащило на Московское море первого мая. Их четверо, из наших — Тарас и Пётр. Ветер перевернул яхту, они вцепились в борт и шесть часов провели в ледяной воде, — говорит Зоя индифферентным голосом. — Их прибило к острову. В себя пришёл только Пётр, трое уже умерли. Переохлаждение. Может быть, и был ещё шанс в тот час спасти их. Если бы пришла помощь. Но Пётр не сразу очнулся окончательно, не сразу вытащил всех на берег, не сразу разжёг костёр и не сразу смог привлечь к себе внимание — люди равнодушно проплывали вдалеке на яхтах и лодках. И уж совсем не мог растирать ребят, сам был без сил, да и не знал, как можно оживить их.
Зоя рапортовала. Без эмоций.
Она не сказала: «Я знаю, ты любишь Тараса». Она сказала:
— Пойдём к нему.
Одноклассники, родители, учителя. Приятели из прошлой, до их Второй, школы.
Застывшее, без выражения, лицо Тараса.
Застывшее, без выражения, пепельное лицо Петра.
Елена тоже застыла, одним куском, глухая и слепая.
Экзамены, обеды у Зои, провалы в черноту сна, снова экзамены.
Приходил к ним Пётр. Пил пустой чай, молчал. Нет-нет да взглянет на Зоин живот.
Он и всегда был молчуном, а теперь и вовсе без «Здрасьте» входил, без «до свидания» уходил.
Приходил к ним с Зоей Евгений, звал в походы, она вроде кивала ему и никуда не шла.
Приходил Тимка, растирал ей руки и ноги, каменную спину, приносил самодельный пирог.
Иногда она дотрагивалась до Зоиного живота, странно заворожённая его жизнью — живот увеличивался, и порой ребёнок уже толкался в их с Зоей руки.
«Ты кто? — спрашивала его Елена. — Ты похож на Тараса?»
Однажды пришли к ним вечером родители Тараса, принесли альбом с фотографиями. Они пили чай и смотрели на Зою. Говорили Зоины родители о погоде, о том, что прочитали в последних журналах, о своей лаборатории — они, как и Еленины родители, работали вместе в одном из научно-исследовательских институтов.
В долгой паузе повис вопрос матери Тараса:
— Ты когда рожаешь?
— В октябре.
Мать Тараса положила перед Зоей альбом:
— Выбери фотографии, какие тебе понравятся.
Зоя выставила ладони — защитой:
— После родов, не сейчас, если можно.
Капала из крана, как с клюва, вода, кипел чайник, в окно стучала ветка липы.
Девочка родилась в начале октября. Она улыбалась Тарасовой улыбкой, и Елена фактически совсем переехала к Зое. По очереди спали, по очереди пеленали. Зоина мать ушла с работы — сидеть с внучкой, но Елена всё равно свободное от университета время проводила с Зоей и Алёнкой.
Приходили родители Тараса, приносили одежду, деньги.
Приходил Пётр, приносил игрушки, фрукты.
Полусон, полубодрствование, пока однажды не появился в их с Зоей комнате Евгений.
Зоя стирала в ванной, Евгений постоял над ребёнком, покачал игрушками, которые тут же зазвенели, и вдруг, резко повернувшись к Елене, закричал шёпотом:
— Ты собираешься жить свою жизнь или так и замуруешь себя тут? Вот билеты на Таганку. Забирай свои вещи, идём домой переодеваться, в театр нельзя опоздать. И Тимка просил привести тебя. Он, между прочим, тоже в тебе нуждается, ребёнок ещё.
Словно лопнула стеклянная клетка, зазвенела осколками. Елена оглядела комнату, подошла к Алёнке, сосущей палец, постояла и, ни слова не сказав Евгению, отправилась в ванную к Зое.
Через минуту они шли по снежной декабрьской улице.
— Скоро Новый год, предлагаю отпраздновать его в лесу, — сказал Евгений.
Снова переломилась жизнь.
Стали ходить вдвоём на лыжах каждое воскресенье. Ночевали в избе у бабы Клавди, по очереди играли на гитаре, пели. Баба Клавдя слушала, подперев щёку, смотрела на
