Чужой ребенок - Мария Зайцева
Я сжимаю-разжимаю пальцы, достаю сигареты, потом, опомнившись, убираю.
— Да кури, чего уж, — кривится Ванька, но я упрямо мотаю головой. Нет уж. Не при нем.
— Вань, — вздыхаю, — ты ведь что-то не договорил, да? Что там случилось еще?
Он на миг расширяет зрачки, и я понимаю, что угадала. Логично же, неспроста нас так резво ищут…
— Ты… — медлю, подбирая слова, чтоб опять не психанул, — ты взял что-то оттуда?
Он выдыхает, отворачивается.
Точно. Что-то взял.
Черт…
— Что взял?
— Флешку… — еле слышно говорит Ванька, и я с досадой сжимаю пальцы. И да, достаю-таки сигарету. Как тут терпеть? Ну вот как?
— И где она? Как ты вообще умудрился? И почему сразу не сказал? — голос не удается проконтролировать, потому что… Ну, блин! Потому что!
— А че они бросили? — взвивается Ванька, защищаясь, — она там валялась, рядом с телефоном! Я и взял! Случайно!
— Ванька… — выдыхаю я пораженно, — ты — дурак?
— Сама дура!
Так… Понятно, разговор ни к чему не приведет. Надо конструктивно. Надо думать.
— И где она?
— Вот… — он достает из кармана самую обычную флешку, довольно дорогую, это видно, но ничего особенного. О том, что на ней, остается только догадываться, конечно… Но понятно, что ищут в первую очередь ее. И просто отдать — не вариант… Раз так серьезно ищут, то свидетели им не нужны.
Я забираю флешку, верчу ее в пальцах. Надо понять, что на ней, и потом уже танцевать…
Глава 17
У Иваныча мы находим скудный запас еды, воду и старенький мобильный, валяющийся на кухонном столе. Немного подумав, я выбегаю к ближайшему магазину у дома и покупаю на завалявшиеся в кармане двести рублей симку, причем, даже паспорт не требуют, просто так продают. Кресты же, чего удивляться…
Вернувшись и реанимировав телефон, звоню в больницу:
— Добрый день, мне бы Иваныча, сантехника.
— А кто его спрашивает? — голос незнакомый, странно немного, но вполне возможно, что на вахте новый охранник сидит.
— Дочь.
— Он в реанимации…
Я глупо таращу глаза, ощущая, как сердце дает сбои. В реанимации… Черт! Черт-черт-черт!!!
Ванька стоит напротив, прекрасно слыша наш разговор, и медленно бледнеет, сжимает губы и изо всех сил сдерживает слезы. Мне хочется его одновременно прижать к себе, успокоить, и в то же время надо узнать, что с Иванычем.
— Что с ним? — голос рвется, глухой и безэмоциональный, в горле сухо. Из–за меня пострадал… Из-за моей дурости…
— Не знаю, говорят, ударили чем-то тяжелым. Туда звоните. Номер дать?
— Нет, спасибо…
Я кладу трубку и тут же притягиваю к себе бледного Ваньку, держу его, обнимаю, глажу по волосам.
Он сопит мне в шею, весь напряженный, каменный.
— Из-за меня, да? — глухо спрашивает меня.
— Нет, Вань, нет, — торопливо отвечаю я, меньше всего желая, чтоб парня терзало чувство вины, но Ванька внезапно отталкивает меня, рвется к двери:
— Из-за меня! Я виноват! Не полез бы… Дурак! И к нему не надо было!.. Дурак, дурак! Он мне нож… А я ему… Пусти!
Он вырывается из моих рук, жесткий и неожиданно сильный, но я держу, уже не пытаясь остановить слезы, держу, и, в итоге, побеждаю, опять притягиваю его к себе, прижимаю, что-то бормоча успокаивающее. Понятно, что отпускать его в таком состоянии куда-либо нельзя.
— Вань… — тихо, стараясь быть убедительной, говорю я, — надо чуть-чуть подождать… Я сейчас позвоню в реанимацию, но не напрямую, а Вовчику… Он должен знать, он скажет… В конце концов, раз в реанимации, значит, живой…
— Ань, — Ванька, наконец, успокаивается, присаживается на хлипкий табурет, — нельзя звонить… Если они там были, могли бабки за тебя предложить…
— Да ладно, — не верю я, — мы не в триллере же шпионском…
— Ага, — кивает Ванька, — а Иваныч просто споткнулся…
— В любом случае, просто так сидеть нельзя, у меня работа, в конце концов, у тебя учеба и мама… Она волнуется, наверно…
Судя по кривой ухмылке, в последнее Ванька вообще не верит, но молчит. И я замолкаю, ловя себя на том, что жду с надеждой, когда он предложит варианты выхода из ситуации. И, едва понимаю, чего хочу от десятилетнего ребенка, сама от себя офигеваю. Блин, кто тут у нас взрослый, а?
Надо по-взрослому поступать… В полицию все же надо. Не в то отделение, куда я ходила, а в центральное, значит. Или сразу в прокуратуру… Ну не может такого быть, чтоб все везде было куплено! Отдам эту флешку следователю и все. Все тут же прекратится!
Если она такая ценная, пусть за нее органы правопорядка отвечают!
Чего я , в самом деле, с ума-то сошла, бегать принялась? Это все Ванька со своей паникой… И Иваныч… Старый и малый… Если бы их не послушалась, а сразу пригрозила тем страшным мужикам полицией, раскричалась бы, подняла шум… Не в лесу же мы, в общественном месте…
— Надо посмотреть, что на флешке, Ань, — прерывает мои размышления Ванька, — а потом решать, куда ее сдать. И кому.
— А где смотреть? И надо к Иванычу, узнать, что с ним, если уж звонить не хочешь…
— В клуб надо, там глянем, — отвечает Ванька, — а к Иванычу лучше не ходить. Могут сидеть там. Просто звякни Вовчику, но не говори, где мы. И долго не говори, чтоб не отследили.
— Откуда ты этого набрался? — удивляюсь я, а Ванька только снисходительно и очень по-взрослому усмехается, сразу делаясь года на три старше.
— Я ж не в лесу живу…
Мне ужасно хочется спросить, где у нас “не в лесу” десятилетние дети получают такие знания,
