Империя Греха - Кент Рина
Ронан протягивает ему кулак, и он ударяет по нему, неудержимо хихикая.
— Папочка!
— Хорошо, иди переоденься и дай мне поговорить с твоим дядей Ноксом. — Тил целует сына в щеку.
— Нет, пока мы все не проясним. — Ронан наклоняется вперед. Он передал Реми почти все свои гены, от цвета карих глаз до прямого аристократического носа, который он сам унаследовал от своего отца-графа. — Ты собираешься украсть мою жену, Нокс? Потому что мы с Реми этого не допустим.
— Не допустим, — повторил Реми, подражая хмурому взгляду отца.
— Ни за что на свете. На самом деле, у меня есть работа, так что ты можешь забрать ее обратно.
— Нокс, не смей! — возражает Тил.
— Пока, Реми.
— Пока, дядя Нокт!!!
Моя улыбка исчезает, как только я отсоединяюсь.
Я пытаюсь занять голову работой, но после часа или около того чтения досье невозможно отогнать напряжение, нарастающее в плечах.
Поэтому я решаю выйти и сменить обстановку.
Предпочтительно трахнув кого-нибудь.
Это лучший способ избавиться от накопившегося напряжения, но есть одна маленькая проблемка.
С тех пор как я трахнул Анастасию три недели назад, у меня нет аппетита ни к кому другому.
Дело не в том, что я не хочу трахаться. Дело в том, что я хочу трахать ее. Никого другого, кроме лживой, коварной воровки, которую я уже должен был разоблачить.
Проверка, которую Дэниел провел на нее, оказалась безупречно чистой, что чертовски подозрительно. Как она сама.
И я разберусь с этим.
Просто еще не придумал, как. Потому что каждый раз, когда я вижу ее, я представляю свой член у нее во рту или в ее тугой киске.
И это не очень продуктивно. А может, и продуктивно, смотря с какой стороны на это посмотреть.
Я оставляю портфель в кабинете и поднимаюсь на лифте на парковку. Кто-то останавливает его этажом ниже, одна из ассистенток. Она улыбается, и я притворно улыбаюсь в ответ.
Теперь легко притворяться, что я нормальный, что я могу автоматически улыбаться при виде другого человека, а не вынашивать гнусные мысли о том, чтобы сбросить его с самого верхнего этажа.
Я могу вести себя дружелюбно, но я не доверяю людям. Не после того, как самые добрые из них превратили мою жизнь и жизнь моей сестры в ад.
Гнилые люди выглядели шикарно, элегантно, имели все нужные связи и деньги, скрывая свои поганые наклонности. Они использовали свою власть, охотясь на уязвимых и подпитывая свои отвратительные животные желания.
Именно поэтому я сделал своей миссией заставить их заплатить при любой возможности. Пресса и все в юридической среде говорят, что я разборчив, но они не знают истинной причины этого.
Я отказываюсь представлять интересы человека, если сомневаюсь, что он гнилой.
От них воняет — от гнилых — и я чувствую это за километры. Шестое чувство, зародившееся у меня с детства.
Не поймите меня неправильно. Это не значит, что мне наплевать на справедливость. По крайней мере, не в традиционном смысле.
Если женщина приходит ко мне, потому что убила своего жестокого мужа, хорошо для нее. Я вытащу ее из тюрьмы в мгновение ока.
Если мужчина убил свою золотоискательницу, эмоционально жестокую жену, тоже хорошо. Я открою ему новую страницу, чтобы он мог начать все сначала.
Да, я вытаскиваю убийц из тюрьмы, но не любых убийц.
И не насильников.
Только тех, от кого я не чувствую этой гнилостной вони.
Когда лифт уже закрывается, я замечаю очень маленькую и очень знакомую девушку, идущую бодрым шагом в противоположном направлении.
Я даже не думаю об этом, поскольку нажимаю на кнопку, открывающую двери перед закрытием. Это не отдел информационных технологий, так что она здесь делает?
Эта девушка чертовски сомнительна, и сегодня я этого так не оставлю.
Я следую за ней, держась на безопасном расстоянии. Но она меня не замечает, потому что у нее такая ботаническая манера быть сосредоточенной либо на ноутбуке, либо на своих ногах, как сейчас.
Она несет свою сумку с ноутбуком и опускает голову, сокращая расстояние за рекордное время. Она быстрая, но не сильная, почти как пролетающий ветерок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ее место назначения, по-видимому, комната снабжения персонала, которая редко используется. Она останавливается перед ней и проверяет обстановку, как вор перед тем, как проникнуть внутрь. Я прячусь за углом, пока она не входит в комнату.
Интересно, что эта маленькая сорвиголова делает на этаже, который не должен ее волновать, и в комнате снабжения. Сомневаюсь, что это потому, что здесь необходим техник.
Вместо того чтобы последовать сразу за ней, я жду пять минут. Мне нужно, чтобы она была поглощена своим делом, чтобы у нее не было возможности спрятаться.
Я терпелив. На охоте не бывает только скорости. Преследование перед нападением — лучший способ оставить добычу без выхода.
Когда пять минут истекают, я подхожу к двери и медленно открываю ее. Конечно, она сидит, скрестив ноги, на полу среди стопок бумаг и печатает на ноутбуке.
Голубой свет отражается в ее очках, а ее пальцы двигаются с молниеносной скоростью. Она сидит лицом ко мне, поэтому я не могу видеть, над чем она работает, но она не замечает меня, даже когда я закрываю дверь, заперев нас обоих внутри.
Щелчок.
Звук эхом отдается в воздухе, и она поднимает голову, ее губы складываются в букву О.
С закрытой дверью единственный свет в кромешной тьме комнаты снабжения исходит из-под двери и ее ноутбука. Здесь проведён свет, но я им не пользуюсь.
Тьма хорошо для меня знакома. Но не свет.
Благодаря голубому свечению я могу разглядеть изгиб ее полных губ. Губ, которые не должны покидать мой член с того первого раза.
— Что ты здесь делаешь?
— Это должен быть мой вопрос. — я подхожу к ней. — Что ты сейчас замышляешь? Другую личность? Другое имя?
Она следит за моими движениями, будто я действительно хищник, который идет за ней. Я наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть в ноутбук.
— Что у тебя там, Анастасия? Зачем тебе нужно приходить сюда, чтобы заниматься этим?
Словно только что поняв, что мне нужно, она захлопывает ноутбук, наполняя наше окружение темными тенями.
— Думаешь, это меня остановит?
Я тянусь к ней, и она пытается свернуться вокруг техники.
Я скольжу рукой по ее животу, и она вынуждена лечь на спину, держа ноутбук над головой, чтобы я не мог до него дотянуться.
Я забираюсь на нее сверху, прижимаюсь грудью к ее груди, и это не даёт ей извиваться.
Она напрягается, ее пальцы сжимают ноутбук в смертельной хватке.
— Что ты делаешь?
Она задыхается, наполовину мучаясь, наполовину напрягаясь.
— Я же сказал, что раскрою тебя, и сейчас самое подходящее время.
— Здесь нечего раскрывать, отпусти меня.
— Хм. Я бы поверил в это, если бы ты не прилагала столько усилий, защищая свое орудие преступления.
— Ноутбук — это личное, придурок.
— Нет, если он находится на месте преступления.
— Ух... ты меня раздавишь.
— Тогда отдай мне его.
В последней попытке она пытается ударить меня коленом по яйцам. Я обхватываю ее колено одной рукой и глажу бедро. Улыбка растягивает мои губы, настоящая улыбка, хотя в темноте она, наверное, выглядит как злая ухмылка.
— Тебе действительно не стоило играть так грязно. Теперь у меня искушение сделать кое-что.
— Сделать что?
— Заставить тебя извиваться.
Мои пальцы приближаются к ее бедрам, и хотя я прикасаюсь к ней через одежду, я чувствую ее тепло и дрожь, проходящую по телу.
— Ты же сказал, что не будешь ко мне прикасаться.
— Я передумал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Почему?
— Потому что твое тело становится таким податливым подо мной, и мне это может понравиться.
— Нет.
— Хм. Мне доказать это?
— Н-не надо.
— Вызов принят, моя маленькая бабочка.
В конце концов, именно из-за нее я потерял свой сексуальный аппетит, и будет справедливо, если я верну его через нее.