Николас Спаркс - Крутой поворот

– Правда? – переспросил Майлз, стараясь не слишком пристально смотреть на Сару.

– Очень вкусное – шоколадное с двойной прослойкой.

– Лучше не бывает, – понимающе хмыкнул Майлз. – А как занятия с мисс Эндрюс?

– Класс! Мы играли в игры!

– В игры?

– Я позже объясню, – вмешалась Сара, – но начало у нас неплохое.

При звуках ее голоса Майлз снова ощутил приятное удивление. На ней снова были длинная юбка и блузка, ничего особенно модного, но, видя ее улыбку, Майлз снова и снова чувствовал, как странно трепещет сердце. Совсем как при первой встрече. Он вдруг понял, что в тот раз не заметил, как она красива. Да, он сразу нашел ее привлекательной, но только теперь по достоинству оценил шелковистые волосы, тонкие черты лица, бирюзовые глаза. И почему он не замечал, сколько тепла в этих глазах? Почему они кажутся такими знакомыми?

Майлз поставил сына на землю:

– Джона, подождешь пару минут у машины, пока я поговорю с мисс Эндрюс?

– Ладно, – кивнул Джона и, к удивлению Майлза, подбежал к Саре и крепко ее обнял. Та прижала к себе мальчика, после чего тот весело помчался на игровую площадку.

Майлз с любопытством взглянул на Сару:

– Похоже, вы поладили.

– Мы прекрасно провели время.

– Это видно. Знай я, что вы тут едите печенье и играете, не волновался бы так за Джону.

– Видите ли… тут все средства хороши. Но прежде чем вы снова начнете волноваться, готова сообщить, что в игру включено чтение. Карточки с буквами и словами.

– Так и знал, что дело не в игре. Как он успевает?

– Прекрасно. Ему еще нужно много работать, но начало положено. И он славный мальчик. Очень умный. Я уже говорила это раньше. Но не хочу, чтобы вы забывали об этом из-за того, что здесь происходит. И сразу видно, что он вас боготворит.

– Спасибо, – прошептал Майлз от всей души.

– Не за что.

Когда она снова улыбнулась, Майлз отвернулся в надежде, что она не прочтет его мысли и одновременно мечтая об этом…

– Кстати, спасибо за вентилятор, – поблагодарила она. Утром Майлз завез ей огромный промышленный вентилятор.

– Нет проблем, – пробормотал он, разрываясь между желанием остаться и поговорить с ней и стремлением скрыть внезапную волну нервозности, нахлынувшую непонятно откуда.

Несколько секунд оба не осмеливались заговорить. Неловкое молчание тянулось, пока Майлз наконец не переступил с ноги на ногу:

– Что же… полагаю… нам пора.

– Хорошо.

– У нас еще кое-какие дела.

– Хорошо, – повторила она.

– У вас есть какие-то замечания?

– Вроде бы нет.

– Что же…

Он сунул руки в карман.

– Пожалуй, Джоне пора домой.

Сара серьезно кивнула.

– Вы уже говорили.

– Разве?

– Да.

Сара заправила за ухо прядку волос. По какой-то непонятной причине ей ужасно нравилось его смущение. Даже скованность. Он не похож на мужчин, которых она знала в Балтиморе. Тех, кто делал покупки в «Брукс бразерс» и никогда не лез за словом в карман. После ее развода они казались манекенами, картонными муляжами идеальных мужчин.

– Что же… – пробормотал Майлз, равнодушный ко всему, кроме необходимости немедленно уйти. – Еще раз спасибо.

Он окликнул Джону и направился к машине, унося с собой образ Сары, стоявшей на школьном дворе и махавшей им вслед рукой. На губах ее играла легкая улыбка.

Вскоре Майлз с нескрываемым энтузиазмом стал ждать этих встреч. Ничего подобного он не испытывал со времен юности… и думал о Саре часто и иногда в самых странных ситуациях: в мясном отделе, когда выбирал свиные отбивные; на перекрестке в ожидании, когда светофор переключится на зеленый; подстригая газон. Иногда даже принимая по утрам душ. Интересно, она сейчас делает то же самое?

Просто абсурд какой-то! Пьет ли Сара кофе, или она поклонница травяных чаев? Заворачивает ли после душа волосы в полотенце или сразу начинает накладывать косметику и причесываться?

Иногда он пытался представить ее в классе стоящей перед учениками с кусочком мела в руке. Хотя они каждый раз обменивались несколькими словами, этого было недостаточно, чтобы удовлетворить растущее любопытство Майлза. Он ничего не знал о ее прошлом, и хотя иногда его так и подмывало спросить, удерживался от вопроса по той простой причине, что не знал, как это сделать.

«Я сегодня заставила Джону произносить слова по буквам, и он прекрасно справился, – говорила она, и что прикажете отвечать Майлзу? «Прекрасно! Кстати, о буквах: вы по утрам после душа заворачиваете волосы в полотенце?»

Другие мужчины знали, как это делается, но ему это знание, видимо, было не дано. Иногда с храбростью, подкрепленной парой банок пива, он почти решался ей позвонить. Правда, причин звонить у него не было, и хотя он не знал, что скажет, все же надеялся на озарение, удар молнии, который сразу придаст ему остроумие и обаяние. Он представлял ее смеющейся над какой-то его фразой. Ошеломленной его красноречием. Дошел даже до того, чтобы найти ее имя в телефонном справочнике, и набрал первые три цифры, прежде чем спасовать и повесить трубку.

Что, если ее не окажется дома? Майлз не мог ничем завлечь ее, если она даже не ответит на звонок. И не будет же она слушать его бред на автоответчике? В конце концов, он же не зеленый юнец, верно? И не дай бог, если она окажется дома и объяснит, что торопится на свидание. А ведь такое вполне возможно.

Кто-то из холостых полицейских сказал, что она не замужем. Значит, скоро об этом узнает весь город. И тогда все холостяки попытаются использовать свои обаяние и остроумие. Если этого уже не произошло.

Господи, время работает против него.

В следующий раз он, подняв трубку, дошел до шестой цифры, прежде чем снова струсить.

В ту ночь, лежа в постели, он долго гадал, что же с ним творится.

Ранним субботним утром в конце сентября, примерно через месяц после встречи с Сарой Эндрюс, Майлз стоял на школьном спортивном поле, наблюдая, как Джона играет в футбол. Если не считать рыбалки, больше всего на свете Джона любил и умел играть в европейский футбол.

Мисси всегда увлекалась спортом, даже больше, чем Майлз. Именно от нее Джона унаследовал ловкость и собранность, зато от Майлза, как тот любил небрежно упоминать всякому, кто спрашивал, у Джоны такие скорость и реакция. Так что на поле мальчик был настоящим вихрем. В своем возрасте он мог сыграть только один тайм, но обычно забивал больше всего голов. Правда, в команде было всего три человека, а вратарей вообще не ставили, и половина ребятишек не знали, в каком направлении бить, но двадцать семь голов за первые четыре игры – это здорово! Стоило Джоне коснуться мяча, он вел его через все поле и бил по воротам.