Дебора Смит - Тень моей любви
Она мыла туалеты и натирала полы, лущила кукурузу и щипала цыплят. Мама хорошо платила ей, но жила она трудно и не терпела баловства.
Сама она нас, конечно, не наказывала, но обо всех проступках тут же докладывала маме, едва дождавшись, когда она выйдет из гончарной мастерской.
У мамы рядом с кухней была студия. Это было замечательное место: всяческие штучки из глины стояли на полу, на гончарном круге, на печке для сушки; на стене висел старый приемник. Мама закрывала за собой дверь, включала радио и принималась за работу. Беспокоить ее никому не разрешалось.
Дверь караулила Ренфрю.
И если проблема возникала в это время, Ренфрю разбиралась в ней сама, следуя своим твердым принципам.
– Дай мне твое белье, дикий кот, – услышала я в полдень ее шипение.
Я помчалась на выручку Рони. Он стоял по одну сторону кровати, Ренфрю – по другую. Он прижимал к груди кипу грязного белья. Я подошла к нему.
– В чем дело?
– Мое белье никогда не будет стирать женщина, – сердито огрызнулся он.
– Ты думаешь, я позволю тебе хранить грязные трусы под матрасом? – ощетинилась Ренфрю. – Да я с тебя шкуру спущу и выкину вон.
Он скорчил немыслимую рожу.
– Я сам его постираю.
– Вот еще! Как я сказала, так и будет, – заявила Ренфрю.
Я схватила подушку, стащила с нее наволочку и подала ему.
– Сложи белье сюда, и Рен… миз Мак засунет все это в машину, не глядя.
Мы вместе кое-как запихали все в наволочку. Ренфрю вырвала ее у меня и, снова прошипев что-то, вышла из комнаты.
Его плечи поникли.
– Не могу я так.
Я прошептала ему прозвище миз Мак, и он наконец улыбнулся.
После этого она стала для него тоже Ренфрю.
Этот общий секрет помог ему почувствовать себя в доме своим.
* * *Моя семья славилась совершенно потрясающей кухней. Приготовление еды было настоящим состязанием со своими победами и своими поражениями. Каждое воскресенье мы устраивали сборища, целью которых были негласные призы. Выигравшие блюда, а значит, и счастливый обладатель титула “лучший кулинар” определялись по пустым мискам и вылизанным до первозданной чистоты тарелкам.
Это были буквально оргии: яичница с жареным мясом и пряностями, горы ростбифа, жареная ветчина. Глаз не оторвешь от разного печенья – просто произведения искусства. Булки и крендели, кукурузный хлеб и запеканки, торты с кокосом и тающие во рту пироги с орехами пекан – это что касалось сладкого. И отрада глазу, праздник желудку – яркие, похожие на цветные витражи, фигурные салаты, залитые желе из зеленого винограда, вишни и ананаса. Все это запивалось водопадами различных напитков.
Женщины, волнуясь и сверкая глазами, с показной скромностью выставляли свои творения на кухонном столе. “Да я просто смешала все это”. Рецепты держались в строжайшем секрете. Готова поклясться, что местное мастерство далеко превосходило таланты любых профессиональных поваров. Мы, например, подозревали, что вкус картофельного салата тети Люсиль впрямую зависел от тщательно провернутого хрустящего сельдерея – уверена, она отмеряла его количество линейкой.
Рони, по-моему, просто шалел от наших сборищ. Он особенно остро ощущал свое одиночество в это время. Кроме того, просто не доверял всей этой щедрости и размаху. Мы угощали друг друга в большой длинной кухне. Это был, что называется, свой круг, со своими домашними шутками и подначками. У Рони никогда не было такой родни, он не привык к подобным излишествам. Он никогда и не ел-то по-настоящему.
Поэтому он старался незаметно исчезнуть, когда приходили наши темпераментные родственники. Гарольд и Карлтон насмехались над ним. Хоп и Эван рассказали мне позже, что он не дрался с ними только по тому, что не хотел быть изгнанным из садов Эдема. Поэтому обычно по воскресеньям я его не видела.
– Ты знаешь, куда идут деньги, которые вы платите этому мальчишке? – требовательно спросила у мамы тетя Ирэн. Она, тетя Джейн и тетя Люсиль сидели на веранде в креслах-качалках напротив мамы, как суровые судьи. Я подслушивала, спрятавшись за кустами азалий и жасмина.
Рони к тому времени жил у нас ровно месяц. Я не могла все время следовать за ним по пятам, хотя мне этого очень хотелось. У него была работа, у меня – строгий приказ не путаться под ногами.
– Он отдает твои деньги своему отцу, – сказала тетя Ирэн, поставив рюмку с бурбоном на подлокотник качалки. – Большой Роан только поэтому и разрешает ему жить здесь.
Я считала маминых сестер старухами. Но им, хорошеньким рыжеволосым Делани, было лишь по сорок с небольшим. Они царили в нашем маленьком городке и, так же как мама и бабушка Элизабет, были уверены в своем праве на это.
– Большой Роан купил Дейзи и Сэлли Макклендон новые платья, – вмешалась тетя Джейн. – Представь, он волочится и за той, и за другой.
Тетя Джейн была маленькой, постоянно щебечущей женщиной с маленькими проблемами и маленькими желаниями.
А я-то считала ее широко мыслящей. Она руководила библиотекой, очень любила книги и людей, которые книги любят. Они познакомила меня с удивительным миром Синклера Льюиса, разрешала брать больше книг, чем положено.
– Дейзи вечером приходила убираться к Лиле Джонсон, на ней был новый свитер, видите ли, подарок приятеля. – Тетя Джейн победно оглядела собеседников.
* * *Я видела нескрываемое удовольствие на ее милом личике.
– Все знают, что Дейзи до сих пор крутит с Большим Роаном, – подоспела ей на помощь тетя Люсиль. – А теперь, когда он получает от Рони деньги, он положил глаз и на Сэлли. Держу пари, что ее мальчик от него.
– Мы все знаем, кто на самом деле отец ее ребенка, – устало сказала мама. – Стоит ли обманывать друг друга. Он сын Питера, а мы его тетки. Я бы занялась им, если бы не боялась, что этим расколю семью на два лагеря.
– Мэрибет, клянусь тебе, он совершенно не похож на Пита.
– Присмотрись внимательнее, дорогая.
– Но ведь нет никаких доказательств, – упорствовала тетя, – да и Сэлли его не отдаст. Но вообще-то ты права. Никто из Делани не переступит порог этого дома, если вы с Холтом возьмете еще и этого ребенка. Мамино сердце будет разбито окончательно. Видит бог, нам хватило сплетен, когда вы взяли Рони.
– Рони хороший мальчик. И он может отдавать свой заработок отцу, если хочет. Я уважаю Рони за то, что он не бросает отца.
Тетя Ирэн негромко проворчала:
– Ох уж эта твоя беспринципная доброта. Ты таким образом поддерживаешь девок Большого Роана.
– Нет, просто мы помогаем Рони стать человеком.
– Дохлый номер. Дурное воспитание. Дурное влияние. Люсиль-то уж знает.
Тетя Люсиль преподавала социологию в средней школе. Она кивнула, чувствуя весомость своего мнения.
– Безусловно! Он не имеет навыков гигиены, учится кое-как, смотрит как загнанная собака. Помяни мои слова, Мэрибет, кончится это тем, что он перережет кому-нибудь горло.
– Я не стала бы винить его за это. – Мама умела выражаться вполне шокирующе, если ее на это провоцировали. – Весь город обращался с ним, как с изгоем. Всю его несчастную жизнь. Нам должно быть стыдно.
– Мэрибет! – в ужасе воскликнула тетя Джейн. – Ты совсем не думаешь о нашей маме!
“Ты больно много о ней думаешь, – возмутилась я про себя. – Сбросили бабушку Элизабет на мамины руки и рады. Сидят еще, поучают”.
– А если ваш Рони стукнет мамочку по голове? Или бабушку Мэлони?
– Что ж, тогда мне только легче – Меньше на одну злую старуху.
– Мэрибет!
Тетя Люсиль прокашлялась.
– Должна тебе сказать, Мэрибет, что я не хочу, чтобы Вайолет навещала Клер теперь, когда здесь этот испорченный мальчишка. Я не хочу, чтобы она писала порнографические стихи. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Наступила неловкая пауза. Я затаила дыхание. Вайолет была моей лучшей подругой, маленьким преданным солдатиком и слушалась каждого моего слова.
– Я тоже не думаю, что Эстер полезно общаться с ним, – горестно добавила тетя Ирэн. – Она чуть не отказалась от участия в шествии после… после… рождественского парада.
– У Клер были самые лучшие намерения, когда она писала эту поэму, – сказала мама негромко, но уверенно. – Просто неудачный выбор слов.
– Брось свои шуточки, Мэрибет, – сказала тетя Люсиль. – Поступать по-христиански, конечно, прекрасно, но лучше всего было бы отправить его в приют. Для его же пользы. Он вполне пришелся бы там ко двору. Рос бы среди ему подобных и получил в жизни что полагается.
У меня похолодело в животе. “О, мама, папа, пожалуйста, не передумайте!”
– Значит, бросим его за борт, не обучив плавать? – спокойно спросила мама. – Спихнем чужим людям? Пусть они запрут его в этом приюте. В сущности, это ведь просто колония для малолетних преступников. Что же в этом христианского?
Тетя Ирэн не упустила момента кольнуть маму:
– Ведь ты уже позволила сделать это один раз… После… после моего шествия, – голос её дрогнул.
