Анатолий Ярмолюк - Нежная душа урода
…Мне снова приснился тот же самый сон. Я снова был былинкой среди множества подобных мне травинок, я снова, холодея от ужаса, прислушивался к смертельному свисту косы, вот только на этот раз, за мгновение перед тем, как коса полоснула меня поперек груди, я вроде как успел увидеть, чья рука держала и направляла эту косу. Мне показалось, что это была рука моей любимой женщины — моей Мулатки…
6
Едва только я зашел в свой кабинет, как тут же раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте, — сказал незнакомый женский голос в трубке. — Мне бы хотелось услышать следователя Якименко.
— Такого в природе не существует, — невыспавшимся голосом сказал я. — Есть сыщик Якименко. Он вас слушает.
— Никогда не думала, что между понятиями «сыщик» и «следователь» есть какая-то разница, — сказал голос в трубке.
— Можно подумать, — саркастически заметил я, — что только об этом вы всю свою сознательную жизнь и размышляли!
— Вообще-то нет, — рассмеялась собеседница, затем смех оборвался, и неведомая мне женщина очень серьезно сказала: — Мне почему-то кажется, что вы очень неважно себя чувствуете…
— Гм… — промычал я, застигнутый врасплох таким оборотом разговора. — В принципе, мадам, это не важно. Говорите, я вас слушаю.
— Для вас, может быть, и не важно, — сказал голос в трубке. — А для меня — важно.
— Неужели? — все с тем же сарказмом вопросил я.
— Разумеется, — сказал голос в трубке. — Возможно, что своим звонком я доставляю вам лишние хлопоты. Возможно, мой звонок совсем некстати…
— В этом сволочном мире, мадам, — больным голосом сказал я, — все некстати. Абсолютно все. Некстати в нем я, некстати вы, некстати и сам этот мир. Тем не менее, коль вы мне звоните, у вас имеется какое-то дело. Я слушаю.
— После такой философии, — опять рассмеялась моя неведомая собеседница, — с моей стороны просто неприличным будет положить трубку и не сообщить, какое у меня дело.
— Кстати говоря, приличиям в этом мире также не место, — сказал я. — Говорите же наконец, что вам нужно.
— Скажите, — спросил голос в трубке, — ведь это же вы расследуете дело о карлике-убийце?
— Черт возьми! — сказал я. — Если вы, мадам, какой-нибудь репортер и весь наш предыдущий разговор — это подходец…
— Нет-нет! — тревожный раздался голос в трубке. — Никакой я не репортер! Я, наверно, свидетель. Да-да, я свидетель по одному из дел, которые касаются вашего карлика!
— Моего карлика… — усмехнулся я. — За эти сутки я второй раз слышу несуразные слова.
— Первый человек, кто это вам сказал, — это, должно быть, жена? Ой, простите, я, кажется, влезла не в свое дело! Ну, так вам нужны свидетели по этому делу?
— Да, нам нужны свидетели по этому делу. Я рад, что вы проявили столь редкую в наше время сознательность и позвонили сами. Я просто счастлив, мадам, что беседую с таким сознательным членом нашего больного общества! Разрешите вопросец. Скажите, откуда вы узнали, что этим делом занимаюсь именно я?
— Как сознательный член нашего больного общества — отвечаю: весь город сейчас говорит о том, как следователь, виновата, сыщик по фамилии Якименко, жертвуя собой, поймал на кладбище маньяка-убийцу. А сегодня в утренних теленовостях выступил ваш начальник и попросил всех, кто хоть что-нибудь видел или слышал, проявить эту самую сознательность и позвонить майору Якименко. Вот я и звоню…
— Учитывая, что вы — первая и, вероятно, последняя позвонившая, — двойное спасибо. Что ж, приходите, побеседуем.
— Приду, — просто сказала она. — А вы бы все-таки отдохнули. А то просто-таки хочется погладить вас по голове. Уж простите за такой откровенный порыв…
— Ох, мадам!..
— Что?
— Знаете, я всегда боялся женщин, особенно — умных и проницательных. Так что — на этом разговор и закончим, ладно. Не пугайте меня моим же собственным самочувствием: мне сегодня предстоит вести сложный психологический поединок с одним несчастным человеком…
— С карликом?
— С ним, мадам…
Вряд ли, конечно, не будь я столь измочален, я бы стал вести столь долгий разговор с этой незнакомой женщиной. Но — я был, что называется, не в лучшей форме: мне хотелось спать, у меня тупо и раздражающе ныла левая половина груди, меня, кажется, отвергла любимая женщина… И еще — мне отчего-то было жаль пойманного вчера карлика. Из-за всего этого я чувствовал себя едва ли не до предела уставшим (совершенно правильно определила мое самочувствие незнакомая телефонная собеседница), а когда я устаю, то становлюсь сентиментальным и излишне разговорчивым. Особенность характера, так сказать.
«Расшифровка магнитофонной записи.
— Вот вы, стало быть, какой, героический майор и сыщик Якименко!
— Следуя вашей логике, я в свою очередь обязан воскликнуть нечто вроде: вот, дескать, какая вы, моя утренняя телефонная собеседница! Должен сказать, что это — самое нестандартное начало разговора между мною, сотрудником уголовного розыска, и лицом, которое я намерен допросить в качестве свидетеля.
— Неужели? А стандартное начало — оно какое?
— Очень скучное и трафаретное. Но — в соответствии с требованиями закона — просто необходимое. Так что, если не возражаете, давайте начнем беседовать стандартно и трафаретно.
— Что ж, давайте начнем беседовать стандартно и трафаретно…
— Вы это произнесли таким тоном…
— Каким — таким? Все правильно, нормально и законно: вы — сыщик, я — свидетель. Все стандартно и трафаретно…
— Знаете, во время нашего утреннего разговора вы были совершенно правы: я устал как последняя собака! А когда я в таком состоянии, то обычно беру неверный тон в разговоре с собеседниками. Так что — простите.
— Уже простила…
— Так просто?
— Прощать — это всегда просто. Или вы не согласны?
— Никогда над этим не думал…
— Но хотя бы — кого-нибудь прощали?
— Не знаю… Наверно. Не помню…
— А устали — от чего?
— Интересно, кто тут кого намерен допрашивать?
— Ой, простите…
— Что-то мы часто просим друг у друга прощения, вам не кажется?
— Разве это плохо?
— Плохо то, что часто возникает необходимость просить друг у друга прощения.
— Наверно, вы правы…
— Ну хорошо. Давайте все-таки начнем беседовать по существу. Итак. Я, старший оперуполномоченный уголовного розыска городского УВД майор милиции Якименко, в своем служебном кабинете провожу предварительную беседу с гражданкой…
— Грушиной Ксенией Юрьевной.
— Вас зовут Ксения?
— Вы так удивленно об этом спросили… Вам не нравится имя Ксения?
