Татьяна Герцик - Трудная дорога к счастью
Дядя Вася, давно привыкший, что у их поселкового лекаря постоянно толпится разный хворый народец, ничуть не удивился присутствию здесь в довольно позднее время незнакомого парня. Прижав пухлые ручки к груди, умильно попросил:
– Оленька, уважь старика! Понимаю, ты устала, – он, не поворачиваясь, кивнул в сторону предполагаемого пациента, – не успела с одним посетителем закончить, а тут к тебе следующий рвется…
У Глеба потемнело лицо, пальцы сами собой сжались в увесистые кулаки. Если бы не почтенный возраст этого любителя женского тела, он непременно дал бы ему в глаз. Дядя Вася, не подозревая о нависшей над ним нешуточной опасности, плаксиво продолжал:
– Ты уж сделай мне массажик покрепче, с бальзамчиком, а то так болит! Напряжение просто зверское!
Пожилой мужчина выгнулся дугой, пытаясь утишить боль в натруженной пояснице, выпятив при этом круглый животик и то, что пониже, от чего у Глеба в дикой ярости свело скулы. Оля, прекрасно понимая, о чем думает Глеб, покорно вздохнула:
– Конечно, дядя Вася! Идемте в дом!
Стиснув зубы, чтобы не взорваться от негодования, Глеб промчался мимо них к своей машине. Понесся домой, вжимая педаль газа в пол почти до упора и рыча сквозь зубы, как раненый зверь. Поставил автомобиль на платную стоянку, поднялся в квартиру, упрямо повторяя, как заклинание:
– Это пройдет!
Упал на диван в большой комнате, неподвижно замер, глядя пустыми глазами в потолок, непрестанно повторяя одни и те же слова, будто они могли исправить его потерявшую смысл жизнь.
Ольга сделала массаж с радикулитным бальзамом блаженно пыхтящему дяде Васе и, довольная тем, что никто из соседей больше помощи не попросил, вышла в огород. Стемнело. Темно-фиолетовое бархатное небо усеяли крупные лучистые звезды. Села на ту же неудобную маленькую скамеечку и тягостно вздохнула. Возбужденное тело требовало продолжения трепетных ласк и настойчивых поцелуев. Хотелось ответить на мужской призыв, а дальше – хоть трава не расти.
Вечером на следующий день отправилась на последнюю перед отпуском смену. Выдалась она не столько беспокойной, сколько безалаберной – старая машина пару раз ломалась посреди дороги, приходилось просить диспетчера отправить на вызов кого-нибудь другого. Наутро после работы едва заснула, как в дверь кто-то позвонил. Осторожно выглянула в окно, прячась за длинной шторкой. Увидела Ирину с Костей и со спокойной душой впустила их.
Проходя мимо, Ирина с опаской посмотрела на ненадежную дверь.
– Ты никого пожить в доме на время отсутствия не оставляешь? А то вернешься, а дом пуст, все вынесли…
– Никто не хочет. Это же надо свое жилье оставлять и столько вещей с собой брать! К тому же удобств никаких…
Костя вопросительно посмотрел на жену, ища поддержки:
– Помните мою кузину Олю Поплюйкину, дочь тети Шуры?
Девушки утвердительно кивнули. Еще бы не помнить шебутную девицу по прозвищу Спасайся-кто-может! которая чуть не устроила пожар на свадьбе Кости с Ириной, умудрившись облить свадебный торт коньяком и поджечь его, от чего запылали стоявшие рядом салфетки. Хорошо, что шафер, не растерявшись, вовремя сбил пламя. Потом поджигательница оправдывалась, говоря, что хотела чего-то незабываемого, чтобы свадьба осталась в памяти гостей надолго. Что ж, это ей вполне удалось.
Костя продолжил, видимо припомнив тот же сверхэффектный эпизод:
– Ну, с тех пор она изрядно повзрослела и поумнела.
Собеседницы с недоверием воззрились на его напряженное от откровенной лжи лицо, готовясь припомнить не одну подобную выходку милой кузиночки. Поняв, что здесь нет особ, готовых поверить в фантастическое превращение, Костя сухо доложил, уже не ожидая сочувствия:
– Ну, во всяком случае, теперь ей уже двадцать лет, и она собралась замуж. Тетя Шура считает, что им с женихом нужно хоть немного пожить вместе, чтобы понять, подходят они друг другу или нет. Характер у Оленьки, – он замялся, пытаясь подобрать нейтральную характеристику, – специфический, вольнолюбивый…
Дамы кисловато переглянулись. Они для обозначения характера данной родственницы подобрали бы совсем другие эпитеты, более точно отражающие суть дела, вроде «безалаберный», «безответственный», но деликатно промолчали. В конце концов, им-то она не родня. Она двоюродная сестра Константина по отцу и к ним особого отношения не имеет.
Оля понятливо хмыкнула.
– Значит, ты предлагаешь, чтобы эта терминаторша пожила со своим избранником, готовящимся постичь стезю святого мученика, месячишко в моем доме, и выяснила, подходит ли женишок ей и ее мамочке.
Константин с осуждением посмотрел на смеющихся собеседниц:
– Вам бы все хихикать, а тут, можно сказать, судьба решается!
Оля замахала руками:
– Да пусть, пусть живут, разве я против! Буду надеяться, что мой домик устоит после близкого знакомства с Олей Поплюйкиной, поскольку жить в квартире тети Шуры с ее развеселым семейством я уж точно не хочу.
Костя неприлично возрадовался, довольный тонко проведенной операцией:
– Да она сама аккуратность и организованность!
После этого абсурдного заявления женщины с нескрываемым сочувствием посмотрели на зарвавшегося Константина. Поняв, что явно перебрал, тот смущенно замолчал, опустив глазки долу.
Ирина, отведя подругу в сторону, участливо спросила:
– Как Глеб? Не достает?
Ольга сумрачно на нее посмотрела:
– Да как тебе сказать…
Ирина понятливо качнула головой.
– Значит, достает. Но ты сказала ему, кто ты и какое отношение к тебе имеет Костя?
– Пыталась. Он не слушает. Вбил себе в голову, что я падшая женщина, и теперь эту мысль из него топором не вырубишь. Да и говорить мне с ним не хочется, если честно. Я его порой просто боюсь.
Ирина озадаченно поморгала.
– Да? А мне казалось, что он приятный человек. Конечно, слишком прямолинейный и самоуверенный, но в общем неплохой.
Ольга вздохнула.
– Ну, наверное, так оно и есть, но только не со мной. Он меня перевоспитывать пытается, но почему-то перевоспитание у него заканчивается одним. Думаю, ты догадываешься, чем именно.
Подруга хотела еще что-то спросить, но подошедший Костя взял их под руки и шутливо потребовал отчета:
– О чем это вы тут без меня шепчетесь? Козни против меня строите?
Ирина перевела разговор на другое, не желая впутывать его в женские дела. Поговорив еще немного, Пепеляевы уехали, предварительно условившись, что завтра к вечеру заскочат за Ольгой и отвезут ее на вокзал.
На следующий день около полудня раздался длинный звонок, дополненный громовым нетерпеливым стуком. Выглянув в окно, Ольга встревоженно охнула – перед дверью гордо стояла Оля Поплюйкина, демонстрирующая повадки христианского полководца, призванного победить непокорных язычников. Рядом ссутулился длинный тощий парень, на меланхоличном лице которого была написана полная покорность нелегкой судьбе.
