Насквозь - Таша Строганова
- Хуишка, бля.
Ваня зло затянулся. Крепкий дым резанул по горлу и заставил глаза заслезиться. Он прикрыл их, затягиваясь ещё сильнее. Будто наказывая себя.
Самым херовым было осознавать то, что Гошик прав.
Нормальные пацаны не оглядываются на других мужиков. Если только не хотят набить им ебало. Ну, или пивка попить вместе.
А вот смотреть на их глаза, заглядываться на пальцы и тем более лезть сосаться – это удел пидорасов.
Или этих, бисексуалов.
Как же, мать его, всё сложно.
***
Сложно.
Это оказалось безумно сложно. Игнорировать Белоусова. Делать вид, что того не существует.
Возможно, Рома справился бы легче, если бы во вторник не было общего собрания. На котором Люсьен выступал, словно Киркоров в свои лучшие годы.
Не смотреть в тот угол, куда забился хмурый и как будто не выспавшийся Иван, стоило больших усилий.
Но Рома держался.
Как бы там что ни было, а гордость он не растерял. Бегать за пацаном, который сам ни в чём не определился и явно трусил, точно не стоило. Как минимум, надо было занять выжидательную позицию.
Собственно, Рома и раньше придерживался такой стратегии. Но решил, что сейчас не стоит демонстрировать и дружелюбия.
Не хотелось бы, чтобы его хорошее отношение, во-первых, было воспринято предвзято, а во-вторых, породило какие-то слухи.
Поэтому сегодня он держался максимально холодно. И когда после собрания Белоусов вдруг пришёл в его кабинет, Роман постарался сохранить хладнокровие.
Впрочем, он был профессионалом. А в ведении бизнеса держать лицо доводилось и не в таких ситуациях.
Правда, те никогда не касались его личной жизни.
***
Ваня всё утро был не в своей тарелке.
Вчерашние беседы с Гошиком по душам принесли лишь кратковременное облегчение.
Вроде немного расслабили, но как-то не до конца.
И он сам не знал, что нужно было, чтобы до конца.
Или знал, но не хотел признавать.
Поэтому решил пока посмотреть, как поведёт себя Бессонов. А тот повёл себя как гандон.
Он так демонстративно игнорировал существование Ваня, что это откровенно бесило. Человек тут из-за него ночь не спал, мучился, а этот, блядь, нос воротит.
Иван действительно не выспался. Он ворочался до утра, перебирая в голове все их с Романом разговоры, все поступки Романа, его взгляды.
Их поцелуй.
Будь он неладен.
Херово то, что Ваня, с одной стороны, довольно хорошо его помнил, но с другой, совершенно не мог воспроизвести собственных ощущений.
Не то чтобы он как-то анализировал их.
Ладно, блядь, анализировал.
Но целоваться по пьяни – это ведь совсем не то, что на трезвую голову. Там в тебе говорят инстинкты и коньячок, а не собственные чувства.
Думать о том, чтобы во время поцелуя с Бессоновым в нём говорили чувства, Ване было совсем уж хреново.
И вот после бессонной ночи он получал вот это.
Постная мина и абсолютный игнор.
Решил на морозе съехать?
Ваня не понимал до конца, почему так злился. Но то, что злился, это совершенно точно.
И после собрания решил прийти поговорить.
Правда, когда увидел совершенно непроницаемое лицо Бессонова, встретившего его в своём шикарном кабинете, как-то весь пыл растерял.
- Чем-то могу помочь? – Роман сидел в своём кресле, будто какой-нибудь президент, и смотрел свысока, даже будучи ниже. Чем бесил ещё больше.
Ваня скрипнул зубами. Ему хотелось высказать кучу претензий. Но все они начинались примерно с одного. А кидать своему начальнику, от которого сам же сбежал с криками «я не пидор», предъявы за игнор было совсем уж тупо.
- Хотел спросить, - Ваня гулко сглотнул, чувствуя совершенно несвойственную ему робость. Он ненавидел это чувство неопределённости, когда нихуя непонятно, как к тебе относится человек. Обиделся ли он или ты нахер ему не сдался. – Хотел спросить, можно ли мне взять завтра выходной по семейным обстоятельства?
Что ты, блядь, несёшь, Белоусов?
На секунду на лице Романа мелькнуло удивление, и даже эта крошечная эмоция порадовала Ваню. Но Бессонов быстро вернул себе на ебало маску хладнокровия. Только посмотрите на него. Царица, мать её, Савская.
- Да, конечно. Предупреди Абрамова. Что-то ещё?
Да, ещё, какого хуя ты меня игноришь?
- Нет, это всё.
Бесясь от бессильной злости, Ваня вышел из кабинета, не отказав себе в удовольствии громко шваркнуть дверью.
***
День был очень тяжёлым.
И двухминутный разговор с Ваней выбил из колеи. Рома сам не мог понять, почему оставаться хладнокровным рядом с Белоусовым становилось всё сложнее.
И что там за семейные обстоятельства у него.
Вдруг что случилось.
Но Рома буквально силой удерживал себя от того, чтобы снова не влезть со своей помощью. Нет, раз уж решил держаться подальше, то будь добр, иди до конца.
Раньше у Бессонова никогда не было проблем с контролем и с эмоциями. Петров, вон, вообще его ледышкой вечно дразнил. А за глаза Рому часто называли сухарём.
Но этот мальчишка заставлял его совершать идиотские поступки, срываться на другой конец Москвы, делать откровенные безумства.
И чувствовать.
Слишком много чувствовать.
И Рома не мог бы сказать, что ему так уж нравилось это всё чувствовать.
Потому что если раньше он просто тосковал в одиночестве по вечерам в своей квартире с бокалом хорошего вина, то теперь, после того, как безбашенный Белоусов сначала дал ему почувствовать себя живым и почти счастливым, а потом буквально шваркнул об стену, всё стало куда хуже.
Этим вечером Рома собирался не ограничиваться одним бокалом вина. Он достал виски. И похуй было, что завтра среда, рабочая неделя в самом разгаре. Плевать.
Ему нужно было хоть немного забыться.
Он уже наливал себе второй бокал, когда зазвонил телефон.
- Роман Владимирович, добрый вечер. Это Женя с пульта охраны.
- Добрый вечер, Евгений, - Бессонов удивился такому странному звонку. – Что-то случилось?
- Тут такое дело, - парень замялся. – Я только что делал обход территории. И, кажется, кто-то пытается залезть к вам на балкон с нижнего этажа. Мне позвонить в полицию?
