Темные удовольствия - Мила Кейн
По другую сторону аптеки слонялись четверо молодых парней, привлекая внимание обоих охранников. Признаться честно, от них действительно веяло неприятностями. Они развлекались тем, что швыряли друг в друга коробки с таблетками от гриппа и сиропы от кашля.
Я встретилась взглядом с одним из них. Он был тощим, как черт, и бледным, как призрак. Парень не был похож на того, кто часто выходит на улицу днем. Он одарил меня широкой улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов. Я отвернулась и снова уставилась в телефон. Я не хотела привлекать ничье внимание и запоздало пожалела о том, что не продумала свой наряд перед тем, как идти сюда. На мне были свободная футболка, шорты и шлепанцы. Я не стала надевать лифчик. После целого дня мучений в кружевной клетке мне нужно было снять эту чертову штуку. Теперь это казалось ужасно заметно. Я скрестила руки на груди и, почувствовав себя немного уверенней, двинулась вперед вместе с очередью.
— Чем могу помочь? — спросила фармацевт, когда я подошла к прилавку.
— Мне нужно забрать лекарства по рецепту. — Я назвала мамино имя и стала ждать.
Через минуту леди вернулась с увесистым пакетом.
— Вот, пожалуйста. — Она пробила весь заказ по кассе. — С Вас 534 доллара.
— Подождите, что? Было же 329 долларов, — воскликнула я, внезапно вспотев.
— Да, ингибиторы АПФ подорожали, и бета-блокаторы тоже.
Я проглотила протест. Дерьмо. 534 доллара? Это были все отложенные чаевые, которые я заработала на этой неделе. Тем не менее, я ничего не могла поделать. Ей нужны были эти лекарства. Я передала деньги. Прощайте, новые кроссовки.
Я забрала пакет у леди и повернулась, чтобы уйти, как раз в тот момент, когда дверь с грохотом распахнулась.
— Ева!
* * *
Беккет стоял в дверях, глядя на меня с такой сосредоточенностью, что люди в очереди зашевелились и забормотали. Казалось, парень пришел сюда, чтобы убить меня.
Он двинулся в мою сторону. Одетый в черную куртку и темные джинсы, он притягивал взгляды. Беккет выглядел сексуально, и все это знали. Хотя, вполне вероятно, что внимание людей привлекала не столько одежда, сколько его телосложение и лицо. А это означало, что один из самых привилегированных, избалованных богатых парней в городе также был объективно горячим. Самым горячим. Как бы то ни было, я уже давно избавилась от навязчивых мыслей о лучшем друге моего брата, который игнорировал меня. Ну, или почти избавилась.
— Нам нужно поговорить, — процедил Беккет сквозь зубы, останавливаясь передо мной.
Все в аптеке уставились на нас. Наблюдать за нами было гораздо интереснее, чем за тем, как двигается очередь.
Мои щеки вспыхнули. Я ненавидела привлекать к себе внимание подобным образом. Я протиснулась мимо него.
— Не сейчас, уже поздно.
— Именно сейчас.
Он преградил мне путь и потащил в конец аптеки, используя свою грудь как буфер. Чертов защитник, привыкший буквально расталкивать людей, чтобы добиться своего.
— В чем, черт возьми, твоя проблема? — Спросила я и оттолкнула его, но ничего не добилась. Он загнал меня в угол возле детских товаров и двери с надписью «Только для персонала», спрятав от любопытных глаз.
— Ты правда не знаешь? Вспомни прошедшую неделю, может, это освежит твою память, — выдавил Беккет.
Он действительно был очень зол, запоздало поняла я. Я никогда не видела его таким взбешенным. Обычно он был немного отчужденным, словно ставил себя выше других. Отстраненным. Сегодня вечером он был в ярости. Это напомнило мне о том дне, когда мы встретились, и о его горящих глазах, которые пригвоздили меня к месту, когда он спросил мое имя. По спине пробежала дрожь.
— Всё из-за того, что я прочитала твое жалкое письмо? Кого это волнует? Неужели ты думаешь, что кто-то решит, что ты поступил в УХХ благодаря своим заслугам? Ты же Андерсон. Люди все равно привыкли считать, что ты выбираешь все, что хочешь в жизни, а папочка за это платит.
Мои слова не пробились сквозь ярость Беккета, он лишь невозмутимо ответил:
— Попробуй еще раз.
Еще раз? В памяти вдруг всплыл чертов пенал с таблетками внутри. Я виновато подняла на него глаза.
Он кивнул.
— Вот и оно.
Я не знала, что сказать. Мой рот безмолвно открылся и закрылся. Мама рассказала Беккету о наркотиках? Или Сорену?
— Ты хоть понимаешь, что натворила? Сунула нос не в свое дело и разболтала всё, как маленькая сучка. Из-за тебя…
— Это не моя вина, что ты подсел на наркотики, — собралась я с духом и дала отпор.
Он стоял близко ко мне, так близко, что я могла разглядеть зеленые крапинки в его серых глазах.
— Нет, но это твоя вина, что мой отец узнал всё. Ты также виновата в том, что он угрожает моей хоккейной карьере и заставил меня посещать его дерьмовые курсы.
— Нет, не виновата!
— Так ты не говорила ничего моему отцу? Значит, это была твоя мать? — Беккет ухватился за мои слова.
Страх пронзил меня. Гораздо опаснее было направлять гнев Беккета на маму.
— Нет. Я не это имела в виду.
— Значит, это была ты… Говори правду, Золушка, потому что я все равно узнаю. — Его голос был низким и угрожающим.
Беккет прижал меня к морозильной камере, стоящей позади. Он был таким большим и грубым, что его присутствие подавляло меня. Почему мама рассказала Сорену? Беккет был опасен. У него было слишком много власти. Он мог добиться ее увольнения. Тогда мы никогда не смогли бы позволить себе ее лекарства.
— Это была я. — Ложь слетела с губ тихим шепотом, но он услышал ее.
Он уперся руками в морозильную камеру по обе стороны от меня. Я подняла голову и встретилась с его темным, яростным взглядом.
— Ты понимаешь, что это значит, Иви?
Мне совсем не понравилось, что он назвал меня прозвищем моего брата.
— Что тебе придется какое-то время выполнять приказы своего отца, пока все не уляжется? — предположила я так легкомысленно, как только могла.
Беккет медленно покачал головой.
— Это значит, что ты, блядь, труп, вот что это значит. Тебе конец. Я хотел уничтожить тебя с того дня, как мы встретились, но из-за твоего брата не делал этого. Теперь его здесь нет, а ты… ты заслуживаешь каждую секунду того ада, через который я тебя проведу, — пробормотал он.
Его низкий голос каким-то образом звучал интимно, затрагивая мои нервные окончания, даже когда меня охватил страх.
Я проглотила слова протеста, застрявшие в моем горле.
— Не драматизируй,
