Темные удовольствия - Мила Кейн
Сэмми поджал губы и на секунду задумался, прежде чем кивнуть.
— Да, если ты готов рвануть прямо сейчас.
— Я готов.
К тому времени, когда я вернулся в машину, дымка, которая медленно, как морской туман, окутывала мои мысли, стала густой. Я сел за руль и поплыл. Больше не имело значения, что один из моих лучших друзей переехал через всю страну, возможно, навсегда. Вдруг стало неважно, что состав Ледяных Богов нарушился. Что Ева Мартино прочла то чертово письмо от декана УХХ и предположила обо мне самое худшее. Тупой качок. Я перестал переживать о том, что отец ненавидит меня до глубины души или что подруги моей мачехи с удовольствием бы трахнули меня, а некоторые так и сделали (не по моему выбору). Все, что причиняло боль, больше не волновало меня.
Я был свободен, по крайней мере, на какое-то время.
Объявили старт, я включил передачу и рванул с места. Гонки в наркотическом опьянении приносили особый кайф. Этакая безрассудная апатия, которая взывала к моему сломанному рассудку. Мои рефлексы притупились, реакции были нарушены. Я мог умереть прямо здесь, сегодня ночью.
Мать Ахиллеса искупала своего сына в реке Стикс, чтобы сделать его непобедимым. Я хочу, чтобы ты был непобедимым… не таким, как я.
Призрачный голос матери обострил мои чувства, вызывая во мне вину. Она так упорно цеплялась за жизнь, в то время как я ненавидел ее и заигрывал со смертью. Мама была бы так разочарована во мне.
Я мчался по пустынной дороге, повернув в последнюю секунду, чтобы не врезаться в стену. Мой противник не отрывался от меня. Несмотря на его более быстрые реакции, он проявлял больше осторожности. Страх смерти делал его медлительным. У меня не было такой преграды. Я бросал вызов Вселенной, наконец, исправить ошибку, которую она совершила много лет назад. В тот день, когда умерла моя мать… что-то внутри меня тоже умерло. Было бы лучше отправиться на тот свет вместе с ней. Никто из нас не остался бы в одиночестве.
Судьба ждала, чтобы настигнуть меня, и было лишь правильно, что я давал ей столько шансов, сколько мог.
Мы промчались по последнему отрезку тихой улицы. Сэмми ждал у финишной черты. Интересно, на кого он поставил в этот раз? Как только я вырвался вперед, моя шина наткнулась на масляное пятно на дороге. Это не было редкостью в этой дерьмовой части города. Колесо прокрутилось, и машину чуть не занесло. Я сильнее надавил на педаль газа. Я не собирался проигрывать. Не сегодня. В последний момент машина выровнялась и я пересек финишную черту, имея в запасе всего миллисекунды.
Воздух наполнился запахом горелого масла. Я притормозил позади Сэмми и потянулся за звонящим мобильником. Это был рингтон моего отца, так что нужно было ответить.
— Где ты? — В голосе Сорена звучало опасное спокойствие.
— Вышел. А что?
— Возвращайся домой. Сейчас же. — Он повесил трубку.
Я уставился на телефон, беспокойство пробилось сквозь победную эйфорию. Таблетки не давали мне слишком сильно переживать из-за возможной ссоры с отцом, но даже тогда в моем затуманенном сознании зашевелилось беспокойство. Я знал этот тон. Он никогда не означал ничего хорошего.
Вместо того, чтобы забрать свой выигрыш у Сэмми, я завел «Мустанг» и поехал домой.
Отец ждал меня в своем кабинете. Собрание книжного клуба закончилось, и Колетт нигде не было видно. Я застыл, как только в поле зрения появился Сорен. Он сидел за своим столом, а моя хоккейная клюшка лежала перед ним. Что за хрень? Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица, так как не мог позволить ему узнать, как он влияет на меня.
Я неторопливо вошел и встал у края его стола.
— В чем дело?
Мой отец откинулся в кресле, одной рукой поглаживая лезвие. Это была клюшка, сделанная на заказ, специально под мой стиль игры. Модель лезвия и форма крюка улучшили мою игру, а на изготовление этой чертовой штуки ушли месяцы. Если я и был к чему-то привязан в этом доме, так это к своей клюшке, и Сорен, мать его, знал это.
— Что для тебя значит хоккей?
Я промолчал. Я знал, что лучше не давать отцу лишних козырей. Конечно, я никогда не рассказывал ему о том, что хоккей значит для меня всё. Это был мой смысл жизни. Без него у меня ничего не было. Я был никем. Ты сломлен, Бек. Тебя не спасти.
— У меня сложилось впечатление, что ты любишь хоккей и хочешь играть за Геллионов УХХ, но теперь я в этом не уверен…
— Почему нет? — процедил я.
— Потому что, если бы ты действительно заботился о чем-то в своей никчемной жизни, то не ставил бы это под угрозу. — Отец потянулся за чем-то в ящике стола и с глухим лязгом уронил на стол.
Весь мой мир рухнул.
Школьный металлический пенал, в котором хранились мои секреты.
Сорен порылся внутри, перебирая блистеры с таблетками, и выхватил крошечный пакетик с коксом. Я редко употреблял кокаин, но почему-то не был уверен, что сейчас это принесет мне какие-то очки.
— Ну? Тебе нечего сказать?
Мой язык распух. Удовольствие и расслабленность, которые были раньше, быстро улетучивались по мере того, как на меня обрушивалась реальность.
Я покачал головой. Отец уже решил, как пройдет этот разговор. Ничто из сказанного мной не могло этого изменить.
— Ладно, тогда как насчет этого?
Сорен встал и поднял со стола клюшку. Затем схватил ее обеими руками и, описав быструю дугу над головой, ударил ею о край. Звук удара лезвия о твердый стол эхом разнесся по комнате.
— У меня не будет сына-наркомана. Я — Сорен, мать его, Андерсон. Знаешь, сколько детей убили бы за то, чтобы оказаться на твоем месте? В роли единственного наследника миллиардера?
Он снова опустил палку, и от треска я почувствовал тошноту. Хотя ему перевалило за пятьдесят, он все еще был силен. В молодости Сорен тоже увлекался спортом, и я знал, что он более чем способен сломать клюшку.
Он опустил ее в третий раз, и клюшка раскололось в его руке. Мое сердце разбилось вместе с ней. Он отбросил обломки в сторону, после чего пригладил волосы и поправил манжеты, успокаиваясь. Затем отец сел и пригвоздил меня взглядом.
— Ты поменяешь все свои курсы на бизнес-ориентированные, и я позволю тебе остаться в «Геллионах».
— Нет, — тут же выпалил я.
В старшей школе меня интересовали только уроки физкультуры и предметы, которые
