Неудачница: перезагрузка (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша"

Так что, уже почти не гуманитарий, но всё ещё не делец — Мила Георгиевна Криг пойдёт помогать тому, кому ещё может помочь! А именно — скромной девочке Соне, рыдающей в женском туалете по непонятной мне причине. Пожалуй, начну с туалета на её этаже…

А обо всём, что происходило здесь из-за моей слабохарактерности — на время забуду. И есть живьем себя тоже не буду. Хватит. Пора становиться сильной и уверенной в себе — такой, какой видит меня Соня.

И да поможет всем нам золотоволосый Бог с четырнадцатого этажа…

Соню я нашла быстро и на её рабочем месте.

— Как твои дела? — спрашиваю с дружелюбной улыбкой, входя в её кабинет.

Но стоит девушке оторвать глаза от экрана компьютера и посмотреть на меня, как я быстро понимаю — плохо. У неё всё очень плохо. Опухшие покрасневшие веки, такой же красный нос и болезненный цвет кожи.

— Ты что, отравилась вчера? — хмурюсь, подходя ближе.

— Как вы со всем этим справляетесь?! Я ничего не понимаю!!! Пожалуйста, найдите кого-нибудь другого вместо меня! — шмыгает носом Соня, а я облегченно вздыхаю: ну, слава Богу, хоть не из-за мальчиков…

— Признаюсь, у меня было чуть больше времени, чем у тебя, но если уж и я справилась, то ты — тем более справишься, — произношу уверенно, обхожу её кресло и смотрю в экран — что там такого запредельного, что девочка истерикует.

— Почему вы так говорите? — не понимающе хлопает на меня глазами Соня.

— Потому что у меня гуманитарное образование, — улыбаюсь ей, — так что твои мозги намного быстрее справятся со всей этой информацией. Вот здесь не поняла? — тыкаю на экран; после кивка Сони спокойно объясняю, какая цифра откуда берётся, затем смотрю на девушку и киваю ей, чтобы встала, — Пошли, прогуляемся до кухни. У вас же здесь есть кухня?

— Да, — подтверждает та, слегка недоумевая, — а зачем нам на кухню?

— Не нам, а тебе: чтобы ты сменила обстановку и расслабилась, — улыбаюсь ей — вообще рядом с этой девочкой забываю о своих проблемах. Вот она — живительная сила преподавания. Я бы даже сказала — исцеляющая сила.

— Вам сделать кофе? — тут же с энтузиазмом предлагает Соня, мгновенно забывая обо всех своих трудностях.

Я даю добро, и мы вместе идем в небольшое помещение для сотрудников с холодильником, плиткой и кухонным гарнитуром. Я сажусь на стул и дожидаюсь, когда Соня сварит нам по порции самого бодрящего напитка, и начинаю мини-лекцию.

— Будучи личной помощницей Глеба Самойловича, тебе придётся ходить с ним на различные приёмы. Запомни…

— Ой! — вздрагивает Соня, глядя куда-то мне за спину.

Я поворачиваюсь, желая узнать, кто прервал столь важную часть обучения, и натыкаюсь глазами на Бесова.

— Ты хотела поговорить? — спрашивает мужчина, весь вид которого говорит об одном — «не стоит сейчас со мной разговаривать…»

Опускаю глаза на его кулаки. Хорошо, хоть кровь смыл. А то выглядит, как истинный Бес.

Большой, опасный и без тормозов.

— Я, наверное, пойду ещё поработаю… до обеденного перерыва есть время… — быстро ретируется Соня, оставляя нас наедине.

— Ты уверен, что успокоился? — глядя на его плотно сомкнутые челюсти, негромко спрашиваю я.

— Я уверен, что хочу услышать, что ты мне скажешь, — произносит Бесов без интонаций.

Предложение сесть на стул игнорирует. Продолжает стоять надо мной.

Я опускаю голову, собираясь с мыслями.

— Хорошо. Тогда я начну с того, что ты не должен был бить Глеба.

Поднимаю взгляд на Бесова, жду реакции. Реакции нет.

— Потому что теперь ты с ним спишь? — спрашивает он ровным голосом.

Ауч. Это было больно. Но я была к этому готова.

— Я перефразирую: ты не должен бить Глеба из-за меня, — говорю спокойно, — и не потому что у нас был секс. А потому что ты не имеешь никакого отношения ко мне. Если быть точной до конца: ты не имеешь никакого отношения ко мне с тех пор, как сказал, что ты «не сможешь забыть, с кем я была».

— Ты помнишь мою речь слово в слово? — усмехается Бес без веселья.

— Я буду помнить её всегда. Потому что это был первый раз в моей жизни, когда на моё завуалированное «останься со мной» мне ответили «не в этой жизни», — смотрю на него прямо, чувствую уверенность в своём решении, — Но это не месть и не игра в «кто кого обидит». Осознание того, что у нас не могло ничего получиться произошло недавно — буквально около десяти минут назад. Я всегда говорила о тебе, что ты не врешь… Что ты честен. В своих мыслях я нарекла тебя едва ли не Богом Правды. «Бесов непогрешим, он говорит обо всём прямо». Но это не так — и мы оба знаем об этом, — опускаю взгляд, припоминая события из эпохи «золушка батрачит на чудовище, а в свободное время ищет тепла в объятиях тёмного принца»; чёрт, какие же верные я подобрала сравнения; поднимаю взгляд на Бесова, — Целый день после приёма в честь отца Глеба ты знал, кто я такая. Когда я пришла к тебе, ты не сказал мне об этом. Ты начал… играть словами. Будучи уверенным в том, что я — человек Бондарёва, ты предложил мне отношения, — я замолкаю, потому что говорить об этом не просто неприятно… говорить об этом — больно; смотрю на Бесова, — зачем? Чего ты хотел добиться?

Тот молчит, напряженно глядя на меня. Кажется, мои слова выбили почву из-под его ног — он явно не ожидал такого поворота в разговоре.

— Ты сказал, что ты — не такой, как Глеб, ты не играешь с чужими чувствами. Но ты играл со мной. Почему не выложил все карты на стол? Почему не спросил прямо?.. Что, уже придумывал, как будешь использовать меня?

— Я никогда не стал бы использовать тебя, — цедит Бесов, кулаки которого вновь сжимаются.

— Тогда почему ты промолчал?.. — смотрю на него, искренне, нетерпеливо жду ответа, но его всё нет, — Я была очарована тобой настолько, насколько может быть очарована влюблённая девчонка. Ты и встречи с тобой — это то, что дарило мне радость, пока я работала у Глеба. Там, в гостинице, ты сказал, что хотел бы вернуть «тот период» — так вот, я тоже. Но это невозможно, Бесов! Потому что «тот период» теперь для меня запачкан твоей ложью.

— Я не знал, что делать с той информацией. Я не мог злиться на тебя, потому что мы никогда не рассказывали друг другу, кем мы являемся, — чётко произносит Лёша, глядя на меня исподлобья, — в тот вечер я узнал слишком много: про тебя, про Бондарёва, который подкупил тех идиотов. Ты можешь себе представить, что на меня навалилось?

Я понимаю… я очень чётко понимаю, что за выбор перед ним стоял, и о ком он думал в тот момент.

И о ком не думал совсем.

— А я не хочу себе этого представлять, — неожиданно для себя самой, улыбаюсь и качаю головой; стараюсь не показывать, что творится со мной на самом деле, — и я не хочу больше никого оправдывать. Мы — то, что мы делаем. И мы — то, что мы выбираем. Ты выбрал смолчать и теперь видишь перед собой такую меня, какую сам сотворил. Я не знала и не знаю, что тебе от меня нужно. Ты никогда не говорил об этом вслух…

— Я хотел сказать вчера, но ты мне не дала, — напряжённо отвечает Бесов, затем опускает голову, — а теперь уже не знаю, нужно ли произносить эти слова…

— И это тоже твой выбор, — тихо говорю ему.

Они оба в первую очередь думали о себе… что Глеб, что Лёша: о себе, о своих обидах, о своих желаниях. И никто из них никогда не интересовался моим мнением. Никто из них ни разу не задал даже банального: «как ты, Мила?». Им было не до этого. Они решали великие дела. Вершили судьбы.

Ну, вот пусть и продолжают решать. Только без меня. И если в этом здании только Лина и Макс интересуются моим самочувствием, значит, что-то не так со мной, а не со всеми остальными людьми. Значит, я себя так поставила. Я дала всем понять, что о моих чувствах думать необязательно.

Пришло время исправлять ошибку.

— А теперь, если ты позволишь, я пойду к своей ученице — ей ещё многое нужно узнать об этой компании и о людях, в ней работающих, — встаю со стула и обхожу Бесова, что так и продолжал стоять, опустив голову.