Селянин - Altupi
— Пацаны, я вам сотку дам.
Головы поднялись.
— Пятьсот, — заявил один, остальные ждали реакцию странного парня в окне.
— Ладно, пятьсот, — легко согласился Кирилл. — Звоните скорее. — Он продиктовал номер, который давно знал наизусть. Пацан с телефоном в руках выключил музыку и стал водить пальцем по экрану, набирая номер.
— А что сказать-то? — спросил он, прикладывая девайс к уху.
— И это, деньги вперёд гони, — вспомнил о главном его приятель. — Кидай, а мы поймаем.
Кирилл его не принял в расчет.
— Скажи, что Кирилл сам не может говорить и просил передать, что задержится, приедет, как только сможет, на днях. И потом объяснит.
— Тут только гудки, — уже отнял трубку от уха и чуть поднял её к Кириллу, будто тот мог услышать эти гудки. — Никто не отвечает.
— Попробуй ещё раз!
— Э! Второй раз это ещё пятихатка! — вмешался приятель, явно обладающий деловой жилкой. — Ты нам ещё те деньги не отдал! Теперь штука с тебя!
— Хорошо! — психанул Кирилл. — Только звони, блять!
Увлечённый и разнервничавшийся, он не услышал, как провернулся запорный механизм двери, и в спальне возник отец. Но от его голоса за спиной подпрыгнул и мгновенно слетел с подоконника.
— Ты меня не понял, сучок?! Тебе окно заколотить?! Замуровать тебя здесь?! Ещё хоть писк раздастся!
Кирилл отошёл от испуга. Слова проносились мимо него, всё, что он воспринимал — это открытая дверь. Если поднапрячься, призвать на помощь всю удачу, можно оттолкнуть с дороги отца и попытаться прорваться на улицу. Слабо осуществимо, конечно, но шанс есть. А вот что потом? Деньги спрятаны, входная дверь, скорее всего, заперта на два замка, и бежать придётся босиком, не теряя времени на обувь. Хер с ними, с кроссовками, но ни один таксист не повезёт бесплатно.
И этот план провалился.
Кирилл демонстративно молча лёг на кровать, скрестил ноги, руки подсунул под голову и уставился в потолок. Это была и своеобразная акция протеста, и возможность, не отвлекаясь на ругань, ещё раз обдумать положение. Хотя на ум, кроме матерщины, ничего не приходило. Всё плохо, очень плохо, хоть вой. Ещё никогда не было так ужасно, пусть даже раньше он считал, что было и хуже. Нет. Раньше он эгоистично видел только свои интересы, а теперь пресс недовольства его родителей раздавит и Егора. Кирилл отдал бы вторые полжизни, чтобы оказаться под этим молотом одному, но, увы, предупредить Егора он никак не мог. Оставалась надежда, что Рахманов заметит пропущенный вызов и перезвонит тому пацану у подъезда, а пацан перескажет ему странную историю с чокнутым парнем в окошке.
Из открытого окна всё ещё доносились крики детей и заезжающих во двор машин, какие-то другие звуки, белый шум. Отец уже ушёл и запер за собой дверь. В туалет хоть выпустят или придётся ссать в цветочный горшок?
Вечерело. В комнате постепенно сгущались сумерки. Кирилл продолжал лежать, не чувствуя дискомфорта без мобильника и интернета, но чувствуя его без двигательной активности. Думал о Егоре, по биоритмам организма и густоте сумерек отсчитывая часы и минуты: вот Егор натаскал воды в дом, вот собрал яйца в курятнике, вот убрал сухую ботву с картофельных грядок, вот пошёл за коровой, вот подоил её, вот искупался, вымыл волосы, вот поужинал, вот дал лекарства матери, вот собрался спать. Вот перестал ждать его… Ни звонка сегодня, ни эсэмэски, ни обещанного возвращения. Блять, а назавтра Егор собирается копать картошку. С каким сердцем он будет это делать? Кто ему поможет?
Ещё Кирилл думал о том, что раньше подобные вопросы не лезли ему в голову. До этого лета, если кто-то рядом заговаривал о работе, он старался быстрее исчезнуть. Даже помощь Пашке в сборе конопли представлялась обременительной и нудной. Да что там — он и сейчас любого, кто заикнётся о работе, на хуй пошлёт. Но только не Егора. Тут Кирилл готов был на себя взвалить всю тяжесть хлопот, пахать через силу, надрываться, лишь бы облегчить Егору жизнь и не выглядеть в его красивых глазах тунеядцем. Почему так случилось, Кирилл не знал. Любовь — единственное объяснение этим переменам. Любовь, которая сделала из него человека. И так сложно быть вдалеке от любимого, знать, что в эту минуту он в тебе справедливо разочаровался, пожалел, что впустил в своё сердце и дом.
Совсем стемнело. Поднялся ветер, раздувал и раскачивал штору. Детские голоса сменились на вопли бухой молодежи. Муха куда-то делась, наверно, её поймал паук. Родители о нём даже не вспомнили и в сортир под конвоем не проводили. Кирилл и не хотел. С едой была другая ситуация — он с часа дня ничего не ел, и желудок не отказался бы от котлет или запечённых в сметане грибов, но ему и корочки хлеба не предложили. Мать наверняка более мягко отнеслась бы к арестанту, но отец был непреклонен. Видимо, ему нехило досталось от Мамонова. В этом надо искать свои плюсы — значит, Мишаню проняло, не зря он его посетил. И проклятья, козёл, испугался — иначе б не спрашивал про сатанинские секты. Хоть одна хорошая новость в этот ужасный вечер.
Кирилл усмехнулся, снял с себя вещи и кинул их на пол, в одних трусах залез под одеяло, перевернулся на бок и постарался уснуть. В возбуждённом мозгу ещё роились мысли о Егоре и Мишане. Похоже, чиновничек не намерен ничего предпринимать против сыновей — это тоже радует. Но и алименты отдавать не собирается — уже плохо. А квартиру и машину реально можно продать, миллионов шесть-семь за них выручить, а то и восемь, ещё сбережения Егора, на сайтах можно акцию какую-нибудь замутить, в благотворительные фонды покланяться, глядишь, и на операцию наскрести удастся. Будет мама Галя на своих двоих передвигаться, и Егор станет свободнее.
Кира, ты всё-таки эгоист — с этой мыслью он уснул.
69
За ночь в спальню через открытое окно налетели комары. Именно они и разбудили Кирилла. Жужжали над выставленным вверх правым ухом — левое прижималось к подушке — и норовили впиться хоботками в нежную кожу и выпить по пинте крови. Калякин взмахнул рукой, отгоняя их, широко зевнул и разморённо перевалился на живот. И тут вспомнил — Егор! Это имя калёным железом впилось в мозг, Кирилл вскочил — сначала на колени на матрасе, комкая под
