Кейт Норвей - Уловки любви
— В таком случае я останусь и без вашего разрешения, — настаивала я. — У меня есть серьезные причины для неподчинения. У вас собственное мнение по поводу книги петиций. А сейчас пусть у меня будет возможность отстоять собственное мнение. Пожалуйста, сестра. Наши поступки — составные части одного целого. Это мой маленький протест.
Каттер немного посопротивлялась, но потом у нее не осталось времени спорить, потому что из лифта послышался лязг каталки и носильщик из отделения скорой помощи вытолкнул ее. Рядом с каталкой шла Мей Вильямс, в руке она держала бутылочку с кровью.
Носильщик придвинул каталку к основанию кровати так, чтобы мы втроем могли легко пациента поднять; все одновременно, чтобы ни в коем случае не сместилась капельница. Мистер Кершоу выглядел ужасно: зеленоватый цвет лица, вокруг запавших глаз и рта темные тени, заостренные скулы…
— Он очень плох и находится в шоковом состоянии, — пробормотала Мей. — Ему уже ввели морфий, и врач настаивает, чтобы больной поступил на операционный стол, как только ему введут эту кровь.
— Сестра Вильямс, в операционную сообщили? — поинтересовалась Каттер, просмотрев карточку пациента.
— Да, сестра. Мистер Чесхант как раз поднимается сюда.
— Надеюсь, старший стажер не собирается сам проводить операцию? У них что, никого больше нет?
— Они пытаются разыскать мистера Беттса, но стажер сказал, что задерживать операцию нельзя.
Мей сунула мне бланк поступления, забрала одеяла из отделения скорой помощи и ушла.
Я знала, что дело не только в мнении сестры Каттер, считающей, что стажер не сможет прооперировать ущемленную грыжу, даже если она и называла Чесханта «молодой человек». Просто ее непоколебим мая как скала приверженность врачебному этикету была глубоко оскорблена. Консультанта, по ее мнению, должен был оперировать только человек, ему равный, и было оскорблением препоручить мистера Кершоу обычному персоналу. Глядя на его холодное и влажное лицо, пытаясь нащупать его слабый пульс, я осознала: ему была бы абсолютно безразлична личность хирурга. Главное, чтобы операцию провели побыстрее.
— Я сама отвезу его в операционную, — решила старшая сестра. — Это самое малое, что я могу для него сделать. Если вы твердо намерены остаться, то позвоните вниз и убедитесь, что у них наготове есть еще кровь. Проверьте, чтобы кровь была и в операционной. Ему много ее понадобится, бедняжке.
Каттер подняла глаза, удивившись собственной мягкости, и пролаяла:
— Ну, не стойте там! Делайте как я велела, сестра!
Это звучало гораздо более привычно.
Кершоу увезли в операционную после вливания половины второй емкости крови, и он пробыл на операционном столе больше часа. Когда его, наконец, привезли обратно, Виктория Лей, все еще в халате, помогала толкать каталку, санитар следовал за ней, а Стив Сейл нес капельницу. Мы с Аланом поспешили избавиться от посетителей, приготовили чай и поставили в вазы свежие цветы.
Я не пошла в крайнюю палату, потому что Джим Хикен уже работал там. Появившись после ухода санитара, он изрек:
— Хирурги думают, с ним все будет в порядке, хотя он был плох. Послушайте, вам нет смысла оставаться. Кажется, это ваш свободный вечер? Так почему бы вам не смыться отсюда теперь?
Я кивнула:
— Как только разберусь с цветами.
— И старшая сестра говорит, чтобы вы не возвращались раньше шести. Сейчас чуть больше четырех.
— Хорошо, — вздохнула я облегченно. Я доказала свой тезис: вполне возможно работать сверхурочно, и тебя никто не станет за это увольнять. И если я смогла уговорить сестру Каттер, любой может договориться с кем угодно, так мне казалось. Сестра и Алан освободятся в шесть, Кей вернется в пять, Джим сейчас работает за Роусторн, у которой все еще выходной. Один из нас, очевидно, будет лично приставлен к мистеру Кершоу. У Кей еще недостаточно опыта, у Джима хватает своих обязанностей, значит, это буду я. Я должна вернуться до шести, чтобы сестра ушла вовремя. Я просто выпью чаю где-нибудь в столовой и вытяну ноги на часок.
В столовой я просидела дольше, чем планировала, из-за Эми Брукс и Дез, подсевших ко мне. Когда они взяли по второй чашечке чая, Дез принес и мне тоже. Эми выглядела чуть менее измотанной, чем после работы с доктором Хилсденом, поэтому я поинтересовалась:
— Вам нравится в отделении, мисс Брукс?
Она залилась румянцем. Эми всегда краснела, когда кто-то заговаривал с ней.
— Надеюсь, мне там понравится, как только я получше освоюсь. Я еще не привыкла к здешним порядкам.
— Ей не слишком нравятся сеансы групповой терапии, — уточнил Дез, подарив белозубую улыбку.
— Да? — Я удивленно взглянула на девушку. — А почему нет? Что случилось?
— Понимаете, в этот момент мы должны выглядеть одними из них. К подобному сложно привыкнуть: тебя терроризируют вопросами о твоей личной жизни, о твоем отношении к разным больным и так далее, — попыталась объяснить Эми. — Я хочу сказать, мы привыкли держать дистанцию с пациентами. Поначалу сложно уподобиться обычному больному.
— Но ведь мы всего лишь обыкновенные люди со своими проблемами, — заметил Дез. — В этом мы все равны, правда? У нас нет никаких оснований притворяться, что мы боги, неуязвимые и не способные ошибаться.
Я нахмурилась:
— А тебе не кажется, что пациенты доверяют нам больше, когда считают нас почти всемогущими? Если ты встанешь на одну доску с больными, признаешь, что совершаешь иногда глупые ошибки, как же они смогут положиться на тебя?
Эми кивнула:
— Никак. Они просто поговорят со мной и помогут мне разобраться с их проблемами. Мы здесь не для того, чтобы на нас полагались.
Дез подался вперед.
— Мы хотим, чтобы пациенты встали на собственные ноги. Мы поддерживаем их, только если они очень остро страдают. Во всех остальных случаях мы только маяки, помогающие людям самим решать свои проблемы, — доказывал он горячо. — Мы для них должны служить ориентиром, а не опорой.
— Существует множество психологических школ, — возразила я. — Люди вроде Баркера, помешанные на отвратительной терапии. Психоаналитики, последователи Фрейда и Юнга. Ни с одной из них вы не согласны. Так как же вы можете гарантировать стабильность кому бы то ни было? И я не считаю, что медики должны принимать участие в этих групповых забавах. Я знаю со слов Мей Вильямс, что иногда случаются взрывоопасные ситуации.
— Это правда. Каждый волен выражать свое мнение, принимая во внимание и мнение другого, — пояснил Дез. — Это очень интересно и очень помогает. Таким способом освобождаются эмоции, напряжение снимается, и у пациентов появляется возможность завязывать отношения друг с другом. Только так они снова могут научиться взаимодействовать с внешним миром. Лучше, когда люди открыто выражают свою агрессию. Постоянно вежливый человек не говорит правды, не общается от чистого сердца, не создает искренних отношений с окружающими.
