Кейт Норвей - Уловки любви
— Психиатрическое отделение, сестра Дрейк? Не операционная?
— Нет, мэм.
— Понятно.
Не знаю, что ей было понятно, но, судя по выражению ее лица, мое решение не привело ее в восторг.
— Очень хорошо. Я посмотрю, сможем ли мы быстро найти вам там вакансию. Сестра Паркинсон вскоре должна покинуть отделение. Но я была абсолютно уверена в вашем желании приобрести больше хирургического опыта.
Я созерцала ее письменный стол, кипу бумаг под большим пресс-папье, отвратительную темно-бордовую промокашку и молчала. Один звук моего голоса мог, я чувствовала, вызвать вопросы. Например, о том, какой же сомнительный поступок я пыталась оправдать в начале нашей беседы.
Начальница быстро и небрежно написала что-то на карточке с моим именем и засунула ее обратно в открытый ящик.
— Очень хорошо, — повторила она снова. — Думаю, вы можете идти, сестра.
Перед возвращением в палату я забежала в столовую за чашечкой кофе. Мне не придется шагать вверх-вниз по ступеням, если я глотну кофе сейчас, вместо того чтобы вначале отчитаться, что я освободилась. Столовая у нас очень демократична: все приходят сюда позавтракать и потом перехватывают что-то во время рабочего дня. Что же касается обедов, то предусмотрены четыре обеденных зала: отдельно для постоянного персонала, старших сестер, медсестер и работников лаборатории, работников обеспечения. Это были прекрасные помещения для нудной болтовни с девяти до десяти тридцати. Ди, сидевшая там с Питером Ховеттом, одним из медиков хирургического отделения, мне помахала.
— Что это ты делала в офисе сегодня утром? — поинтересовалась она. — Вильямс заметила тебя под дверью.
— И одного взгляда ей хватило, чтобы пустить сплетню?
— Ты же знаешь, Мей умеет извлекать выгоду из любого события. Так зачем ты туда ходила и что там делала?
— Ничего, — бросила я ей, садясь и прихлебывая какой-то невразумительный кофе. По крайней мере, он был горячим. — Все дело в специализации на третьем курсе, — объяснила я наконец. — О чем я услышала с облегчением после того, как у меня перед глазами уже пролетела вся моя жизнь.
— И?..
Ди вполне могла рассердиться на меня из-за моего решения и затеять спор, поэтому я ответила уклончиво:
— Сказала, что еще не определилась.
Ди искоса глянула на Питера.
— Кажется, тебе пора, — сказала она.
Когда мужчина ушел, подруга снова обернулась ко мне:
— Но ты ведь изберешь работу в операционной, правда? Ты всегда этого хотела…
Ее голос звучал так, словно Ди была кровно заинтересована в моем выборе.
— А как ты? — в свою очередь поинтересовалась я.
— Я бы выбрала операционную, но если ты пойдешь туда…
Я поняла, что она подразумевает. Вакансий было немного, они появлялись нечасто, и за них разворачивалась настоящая борьба между студентами.
— Я туда не пойду. Так что будь спокойна на этот счет.
— Правда? — Подруга улыбнулась и расслабилась. — В таком случае мои шансы увеличиваются. Старшая сестра всегда предпочитала мне тебя, ты ведь так хорошо сдала экзамен… Но ты не пойдешь в инкубационное отделение, разумеется?
Мне ничего не оставалось, кроме как пересказать весь разговор:
— Честно говоря, я и сама еще не знаю. Она предложила диетическую кухню, это одна из возможностей.
— Да кто на этой планете сможет вытерпеть мадам Хоррабин? И там нет пациентов! Да ты же умрешь со скуки! Что касается недоношенных детей, то это отделение ничуть не лучше. Там везде приколоты маленькие таблички: «Только дипломированные сестры могут кормить детей, изменять инкубационный режим, устанавливать подкожные капельницы, измерять температуру прямой кишки, следить за грудным вскармливанием». Черт возьми, да там ты окажешься девочкой на побегушках, будешь целыми днями мыть бутылочки и стирать пеленки!
— Сейчас уже так не поступают, — возразила я. — Там наконец-то порядки стали более демократичными. Теперь для них все делает прачечная, а студенты заполняют карточки на малышей.
— Да, ты права. — Она поднялась. — Я должна идти, я то сейчас здесь появится вечно ворчащая Фанни Крейг. Когда ты освободишься?
— Приблизительно без двух минут пять, — проговорила я. — Но не обещаю, потому что у нас две сестры еще на больничном.
— Так разве ты не к этому стремишься? Остаться и работать сверхурочно?
Я заинтересовалась, откуда ей известно о моих словах, но Ди уже ушла. Пока я допивала свой кофе, я ломала голову над этой проблемой. Мы с Мартином были одни в кухне Тома Робертсона, когда я бросила эту фразу. Как она могла успеть дойти до подруги?
Сестра Каттер возилась у себя в кабинете и что-то ворчала, когда мне удалось наконец поймать ее и сообщить о своем возвращении. Она заявила:
— Вы опоздали, мисс! Предполагается, что вы сегодня отвечаете за кладовую. Там есть столик? Или маленькая тележка?
Я попыталась вспомнить точно, что было свалено в захламленном углу большого запыленного чулана.
— Найдите что-нибудь похожее и поставьте у входной двери до вечернего посещения. — Она протянула мне красную тетрадку с карандашом, прикрепленным к корешку примерно полуметровым шнуром. — И положите вот это сверху. Думаю, было бы лучше повесить рядом объявление, чтобы привлечь внимание входящих, впрочем…
Я открыла обложку. «Мы, нижеподписавшиеся, хотим поддержать сестер в их требовании повышения заработной платы и улучшения условий труда», — гласила надпись.
— Сестра, но вы ведь не собираетесь просить родственников наших пациентов подписывать это, правда?
— Просто делайте то, что вам велено, сестра Дрейк.
Это было уже слишком. Неужели сестра Каттер с ее железным характером, одна из представительниц старой школы медсестер, позволила втянуть себя в нынешнюю позорную кампанию. Этого я не могла ни понять, ни принять. Я глубоко вздохнула, напомнила себе, что у меня есть право на собственное мнение, и сказала:
— Нет, сестра. Я не стану этого делать. И нигде не написано, что я обязана вам подчиняться в подобных случаях. — Я опустила красную тетрадку ей на стол. — Извините, сестра, — добавила я по старой привычке. Замолчав, я стала ждать, когда же разразится буря. Пальцами я крепко сжимала дверную ручку и сосредоточенно изучала разделявшую нас полосу зеленого линолеума.
К моему удивлению, воцарилась тишина. Я посмела поднять голову. На узком лице сестры Каттер возникло выражение, ей совершенно несвойственное. Вероятно, оно обозначало улыбку. Недовольные складки в уголках рта углубились, и все же это была именно улыбка. А поскольку речь шла о Каттер, то эту гримасу можно было назвать даже широкой улыбкой. Она мягко спросила:
