Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер
Зо вернулся в тот же вечер, как и обещал, и Анайя поклялась себе, что продержит его на берегу в одиночестве всю ночь. Она помнила совет Лованис и по наступлении темноты легла в постель. Девушка заснула еще до полуночи, пока Зо слонялся по полосе прилива или бродил по воде, то и дело тоскливо поглядывая на окно ее спальни.
Анайя проснулась в третьем часу, включила ночник и только после этого вспомнила, что Зо ждет ее на пляже. Но выключать лампу было слишком поздно: если он сейчас снаружи, то уже увидел свет. В любом случае была глубокая ночь, и девушка не сомневалась, что ее покинутый любовник ушел домой. Прижимая к груди ночную рубашку, она подкралась к окну.
Зо стоял на берегу и так сосредоточенно и напряженно смотрел на показавшуюся в окне Анайю, что у нее возникло ощущение, будто молодой человек провел в этом положении несколько часов. Что-то в его откровенном взгляде не дало ей смутиться. Анайя стряхнула с плеч ночную рубашку, и в тусклом свете он увидел ее обнаженную грудь.
Через минуту Анайя появилась во дворе, одетая теперь в шорты и блузку, с простыней в руках.
Зо не шелохнулся с тех пор, как увидел ее в окне.
— Я думал, ты так и не придешь, — воскликнул он.
— Пожалела тебя, — ответила Анайя, держа в руках простыню. — По ночам здесь бывает ветрено.
— Я ночевал и в более холодных местах. В орхидейных джунглях Массиф-де-ла-От каждый день идет дождь.
Девушка спустилась до середины лестницы и протянула ему простыню.
— Не знаю, чего ты от меня хочешь.
— Все, что ты дашь, — проговорил Зо, беря у нее простыню.
— Сколько девушек уже слышали от тебя это?
Зо не ответил. Они сели рядом на песок, накинув простыню на плечи.
— Почему ты согласился помочь мне с антифиляриозной кампанией? — спросила Анайя. — Другие хотели денег, а ты ничего не просил.
Зо рассказал ей, что вырос в бедном рыбачьем поселке Гранд-Анс, и единственную врачебную помощь, которая была ему доступна, оказывал передвижной медпункт из Жереми.
— Нам делали прививки, — сказал он, — и давали эти маленькие голубые таблетки, которые на вкус как мятные леденцы.
— По-твоему, альбендазол похож на мятные леденцы?
— Я по два раза стоял в очереди и смаковал их, как конфеты.
— Твои родители до сих пор живут в Гранд-Ансе?
Зо пожал плечами.
— Я сирота.
Он произнес это так равнодушно, отряхивая голени от песка, что Анайе показалось, будто она что-то недопоняла. Его лицо не изменилось и не помрачнело.
Зо решил, что она расстроена или хочет, чтобы он рассказал побольше.
— Было не так уж плохо. Ийи взяла меня домой и поселила у себя на кухне. Во время эмбарго я возил для нее лед, а по воскресеньям она кормила меня мясом.
Анайя не могла избавиться от образа сиротки Зо, стоящего в очереди за противоглистным леденцом, так же как не могла игнорировать откровенную, магнетическую прозрачность его взгляда.
— Позволь сказать тебе кое-что, — произнесла она. — Одна-единственная мать, если она родная и любит тебя, лучше, чем десяток женщин, которые тебе не матери, неважно, сколько раз в неделю они кормят тебя мясом.
По пляжу пронесся ветер, бросая ей в лицо песок.
— Ложись, — сказал Зо, — а я лягу рядом.
Они лежали на простыне, тесно прижавшись друг к другу.
— Расскажи мне, каково это — иметь маму, — прошептал Зо.
— Она недолго у меня была.
— Она обнимала тебя, когда ты просыпалась от кошмаров?
— Тебе постоянно снятся кошмары?
— Только когда ночую в новом месте.
— И часто ты ночуешь в новом месте?
— Я спал в школах, на церковных дворах, в полицейских участках в Бомоне и Пестеле.
Анайя представила себе, сколько темных ночей Зо провел без матери, свернувшись калачиком на полу полицейского комиссариата в Бомоне.
— Да, — произнесла она. — Мама присутствует даже во сне. Она помогла бы тебе справиться с кошмарами.
— Они мне больше не снятся.
— А что снится?
Зо поцеловал Анайю и рассказал, что ему снится. Он прошептал ей это на ухо. И не успел закончить, как они, сжав друг друга в объятиях, покатились по прохладному песку. Когда Зо сказал, что любит ее, и Анайя машинально, точно во сне, ответила, что тоже любит его, она осознала, что точка невозврата пройдена. Любовники провели вместе всего лишь вторую ночь, но Зо ненароком проник в самые потаенные и отзывчивые уголки ее сердца. С тех пор как умерла мама, Анайя чувствовала себя сиротой. И вот Зо говорит, что понимает это одиночество лучше, чем любое другое.
* * *
У матери Анайи, Розалин, в тридцать девять лет обнаружили рак яичников, и через десять месяцев она скончалась. Ее не спасло даже радикальное удаление матки, проведенное в лучшем хирургическом госпитале в Санто-Доминго[40]. Рак уже распространился за пределы тазовой области, и прогноз оказался неутешительным.
До того как ей поставили диагноз, Розалин работала старшей акушеркой в больнице Сент-Антуан на авеню Эмиля Румера в Жереми. Но когда болезнь окончательно приковала женщину к постели, именно Анайя стала ее сиделкой. Она приносила матери лед, чтобы успокоить язвы во рту, растирала ноги, сведенные судорогами. В конце концов Анайя вообще перестала ходить в школу и перебралась в большую спальню наверху, чтобы лучше заботиться о матери. С тех пор они сделались как бы противоположностями друг друга. У Розалин кожа тускнела все сильнее, у Анайи — сияла все ярче. Когда мать начала быстро утомляться, Анайя все упорнее настаивала на прогулках. Розалин все хуже заботилась о себе, Анайя же превратилась в опытную медсестру.
Мать обучала ее основам, начав с простой лекции о системах организма. Так Анайя узнала о медицинской сути состояния матери от самой Розалин, рассказавшей ей о женских репродуктивных органах и их расстройствах. Она объяснила, что рак возник в эпителиальных клетках яичников, производящих яйцеклетки, — «двух кулачков на концах фаллопиевых труб». И, держа дочь в объятиях, отчаянно заклинала ее регулярно обследоваться на протяжении всей жизни.
— Не затягивай с рождением детей, — наставляла Розалин. — И слушайся отца, когда меня не станет.
Анайе было тринадцать, и она так злилась на отца, что не желала о нем говорить. Он только что отправился на конференцию Всеамериканской организации здравоохранения в Вашингтон, хотя Анайя умоляла его не уезжать. Она поехала с отцом в аэропорт, потому что он ее заставил, но отказалась поцеловать его на прощание.
— Только подумай, — сказал он, — твой отец читает лекцию делегатам из пятидесяти пяти стран. Если мы сумеем убедить их поддержать наши
