Развод и прочие пакости (СИ) - Рябинина Татьяна
- Ну-ка сыграй.
Я проиграл пассаж, стараясь, чтобы четвертушки звучали максимально легко, и он кивнул:
- Вот, намного лучше. Элгар вообще коварный. Вроде, несложно, но такой… прямо на цыпочках надо играть, едва касаясь.
Наконец собрались все, началась репетиция – своим чередом. Что-то проигрывали по одному разу, что-то по два, по три. После перерыва добрались до новинки, которую уже разбирали в группах. Теперь первый раз предстояло сводить вместе. Это был знаменитый «Юпитер» - сорок первая симфония Моцарта, самое сложное его произведение. Именно по причине сложности ультра-си исполняли «Юпитера» нечасто, даже известные оркестры. То, что Марков замахнулся на него, само по себе было маркером амбициозности.
Шло тяжело. Останавливались, проигрывали куски отдельно по партиям, снова сводили. Марков злился, корчил рожи, нервно размахивал палочкой, а когда в начале третьей части первые скрипки вступили вразнобой, вдруг вызверился на Ирину:
- Ира, не спи, пожалуйста! О чем ты вообще думаешь? Или о ком?
- Чья бы корова мычала, - заметила она себе под нос, но в наступившей тишине услышали все. Наверно, даже ударники сзади.
- Мы будем здесь отношения выяснять? – сощурился Марков.
- Ну так ты же начал, не я, - спокойно ответила Ирина.
- Ты думаешь, если прима, значит, тебе все можно?
- Я думаю, Антон Валерьевич, что вы прекрасно знаете: я из оркестра не уйду. А значит, можно для собственного удовольствия отравлять мне жизнь. Чтобы не казалась медом. Например, вот такими вот придирками. Ну и на здоровье. Я просто не буду вас слушать. Если что-то по делу – да. А так… да хоть на клочки порвитесь.
Браво, Ира, браво!
Я не удержался и пару раз легонько стукнул смычком по пюпитру. У музыкантов, как и у водителей, есть свои тайные знаки.
- Сдурел? – прошипел Карташов. – Охота тебе нарываться?
Уловили, конечно, не все. Но те, кому надо, как раз заметили. Марков, например. И Ирина. Я видел, как она улыбнулась самым краешком губ. В мою сторону. А вот губы Маркова превратились в минус.
- Продолжим, - сказал он ледяным тоном. – Виолончели, будьте добры не отвлекаться.
Явно в мой огород. Ну и ладно.
Странным образом настроение вдруг подпрыгнуло. Играл и никак не мог спрятать ухмылку. Буквально у Маркова под самым носом.
Сегодня у нас был редкий день: утренняя репетиция в воскресенье, но зато без концерта вечером. Три часа общая и час в группе. В начале второго уже закончили – свободные полдня и вечер. Выйдя на улицу, потянулся за телефоном позвонить Лике, но вспомнил, что мы вроде как в ссоре. Или нет? С ней я никогда ни в чем не мог быть уверен. Может, все-таки набрать? Вчера вовсе не собирался с ней ругаться, хотя сюрприз с гуляшом и выбесил.
Подумал, подумал и написал:
«Не хотел тебя обидеть. Будет настроение – набери».
Отправил и поймал себя на том, что не слишком огорчусь, если настроения у нее вдруг не возникнет. По крайней мере, сегодня.
Ответ прилетел, когда я уже ехал домой:
«Я не в городе».
Значит, можно просто отдохнуть. С тех пор как пришел в оркестр, еще в театр, свободные вечера выпадали в лучшем случае пару раз в неделю. Вечерние репетиции заканчивались в восемь, домой приезжал не раньше девяти. А если спектакль или концерт – еще позже.
Впрочем, отдыха все равно не получилось. Решил слегка прибрать – и завяз допоздна. Но хотя бы отвлекся от мрачных мыслей о том, что даже если мы с Ликой и не зашли пока в тупик, то двигаемся туда прямой наводкой.
После ужина часа полтора поиграл, потом повалялся на диване перед телевизором. А утром снова на репетицию.
Как белка в колесе…
Глава 20
Прошло три дня, Лика плотно затихарилась. Обычно в двух случаях из трех на мировую шел я, независимо от того, кто был виноват в ссоре. Фактически и в этот раз сделал первый шаг, написав ей. Ну да, о прощении не умолял, но рассчитывал, что она позвонит, и мы поговорим. Однако после «я не в городе» так и повисла тишина. То ли настолько крепко обиделась, то ли ждала, что сделаю еще один подход. А я вдруг понял, что устал.
Разрыв? Нет. Пока нет. Но пауза – возможно. Если позвонит, помиримся. Если будет ждать моего следующего хода… Ну тогда пусть ждет.
Наверно, все это было мелко и не слишком красиво, но я правда устал. Все-таки профессия накладывает отпечаток. Вся эта циничная мрачность, специфические шутки вкупе с удивлением, что я их не понимаю... Посмотреть изредка черную комедию вроде «Битлджуса» - это одно, а вот жить в ней постоянно – нет, спасибо. Я понимал… нет, пытался понять, что это профессиональная деформация, защитная оболочка, необходимая в таком деле, но она шло вразрез с моими представлениями о смерти, требовавшей как минимум уважения.
После утренней репетиции я заехал к маме, пообедал у нее, вернулся домой и сел заниматься. Все новинки были сложными, а мне еще приходилось долбить весь репертуар оркестра. Все-таки в театральном другая специфика – в основном, как мы говорили, саундтреки. Оперы, балеты, музыка к драме. А еще надо было подшлифовать два номера для сборного концерта через неделю.
Разумеется, меня пригласили в сборник не потому, что я был так сказочно крут. Просто Женька Филиппов, занимавшийся организацией этих концертов, был моим давним знакомым. От него, кстати, я и узнал, что у «Виртуозов» открылась вакансия.
Для выступления я выбрал два сложных и редко исполняемых сольных произведения: аллегретто Альфредо Пиатти и сонату Золтана Кодая. Соната вообще была необычной, со скордатурой*, изменяющей тембр, с элементами фольклорной музыки. Звучать она должна была идеально, иначе не стоило и браться.
Я как раз сражался с одним сложным местом в конце, когда зазвонил телефон.
Ирина? Интересно!
- Феликс, добрый вечер. Удобно разговаривать?
Надо же! Я думал, это только моя фишка – морочиться, вовремя ли позвонил.
- Добрый вечер, Ира. Да, конечно.
- В сборнике двадцатого место осталось, меня позвали. Я помню, ты говорил, что будешь играть?
Говорил? А, да, точно, когда подвозил ее домой.
- Да, а что?
- А не хочешь одну вещь дуэтом? Что-нибудь простое, чтобы успели прогнать?
- Давай, - я удивился, конечно, но обрадовался. – Можно, например, Джардини взять. Хотя нет, это сложно. Сонату Равеля?
- Не, она длинная и нудная. Надо что-то короткое и веселенькое.
- Веселенькое? – задумался я. – С веселеньким опять будет проблемы авторские, потому что это все современное. Ладно, давай подумаем, а завтра после репы обсудим варианты.
- Хорошо, - согласилась Ирина. – Тогда до завтра.
Отложив Кодая, я начал шерстить нотные библиотеки. Не хотелось брать то, что когда-то играли с Олей. Вот вообще не хотелось никаких ассоциаций. Ощущения, надо сказать, были странные. Удивление – да. Азарт – наверно. И какой-то детский восторг, что ли? От мрачного настроения не осталось ни следа. Отобрал несколько вариантов, распечатал, сложил в файл. Снова занялся сонатой, но уже не шло. Так и лег спать – в ожидании завтрашнего дня.
Перед репетицией поговорить не успели: Ирина прибежала к самому началу и только в перерыве подошла ко мне со своей папкой. Кажется, ни она, ни я уже не думали о том, кто что об этом подумает. Пересмотрели все ноты, но так ничего и не выбрали.
- А что, если?.. – она замолчала с видом заговорщицы, а глаза блеснули как-то… опасно.
- Монти? – вдруг всплыло, само собой. – «Чардаш»?
- Господи, как ты догадался? – рассмеялась она. – А потянем? Непростая штучка. Давай попробуем. Только ноты где взять сейчас?
- У этого чертова принтера есть вай-фай. Найду и с телефона скину.
Затылок словно обожгло. Я обернулся резко и успел поймать такое же резкое движение Маркова, который уткнулся носом в нотный шкаф и сделал вид, будто что-то там разыскивает. Ирина вышла, а я разыскал с телефона ноты и отправился к принтеру. Шайтан-машина повредничала, но все-таки поймала файл и распечатала два экземпляра.
