И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
– Мистер Филдс, вы же понимаете, что вся моя практика проходила совершенно в иной области.
Директор зашуршал бумагами, поправил очки и принялся зачитывать.
– Шестьдесят часов на четвёртом курсе в отделении неотложной помощи, из которых вы оперировали суммарно двадцать семь. Три ротации во время резидентуры с отделением травматологии, что больше, чем у любого из ваших коллег. – Филдс остановился и стянул очки. – Мисс Роше, обозначу ситуацию более ясно. На данный момент мест нет. Все вакансии заняты ещё в апреле, и чудо, что нашлась хотя бы одна. Потому путей у вас немного: принять предложение или ждать до марта. Но сразу предупреждаю – вы теряете непрерывную практику, а значит, два года учёбы – врачам без лицензии запрещено выходить к операционному столу после такого перерыва. Так что, если вас и возьмут, то только резидентом второго года.
– Это всё равно, что начать заново. В обоих случаях, – прошептала Рене.
– Да. Только если в первом варианте вы получите лицензию уже в июне, то выбрав другой… – Филдс развёл руками. – Года через четыре.
– Но я уже отучилась столько же. Мне оставалось немного!
– Именно поэтому я взял на себя обязанность предложить вам сменить специальность. – Неожиданно Филдс прервался, потёр глаза и как-то совсем уж устало вздохнул. – Мисс Роше… Рене. Поверьте моему опыту – вы попадёте к лучшему из специалистов. Он в стране всего несколько лет, но уже стал легендой среди ургентной хирургии. Да, я понимаю, это обидно и горько заниматься не тем, к чему тянуло с самого начала. Но потом вы сможете пройти ускоренную программу по нейрохирургии, посетить какие угодно курсы… Mon Dieu, сделать абсолютно всё, но с лицензией на руках. С билетом в мир самостоятельной медицины. Возможно, я позволяю себе лишнее, но вы выпускница моего факультета. И я, моя гордость… Что там, весь Квебек и, уверен, профессор Хэмилтон не хотели бы терять такие руки, как у вас.
– И всё же, вы их отдаёте.
– Нет. Я дарю их Канаде, – негромко откликнулся Филдс, а затем протянул небольшой файл с документами. – Вот ваш договор. У вас есть буквально пара дней, чтобы с ним ознакомиться и принять решение.
Рене молчала и не шевелилась, не сводя взгляда с папки. Казалось, в ней крылся тот самый пресловутый пограничный шлагбаум; эдакая колючая проволока, за которой минное поле и десяток собак. Однако Рене протянула руку.
– Я шла к своей мечте десять лет. Осознанно и по очень личной причине, – тихо произнесла она, не забирая, но и не отпуская чёртовы документы. – Десять лет, которые, если я соглашусь, окажутся бесполезными.
– В медицине не бывает ничего бесполезного, – откликнулся Филдс, и впервые за всё это время Рене увидела в его глазах неподдельное сочувствие. – Как нет ничего лишнего, ненужного или неважного. Медицина – это тысяча мелочей, которые бог его ведает, когда пригодятся. Но в тот единственный нужный момент вы поблагодарите, что знали всё это. Вам двадцать три, вы непозволительно молоды, но зато впереди целая жизнь, чтобы выучить всё на свете.
Рене крепче ухватилась за документы, и руки сами потянули на себя файл. У неё не было ни одной причины не верить доктору Филдсу. Но почему-то Рене казалось, что она падает на дно знаменитого водопада Монморанси, где её ждали совершенно иная программа, чужой город и незнакомый наставник. Господи, будет чудом, если она не расшибётся.
Vissi d'arte… 13
Рене положила на колени бумаги и бросила взгляд на первый из документов. Что же… Согласно пригласительному письму, заведующий отделением общей хирургии доктор Энтони К. Ланг оказывал поистине фантастическую честь, принимая под крыло выпавшего из гнезда кукушонка Рене Роше, и был готов наделить великой мудростью под чутким руководством главного врача – Лиллиан Энгтан. Шумно втянув сандаловый воздух, Рене прикрыла глаза. Вот оно как. Спасательный круг для тонущего водолаза. Похоже, ей действительно следовало быть благодарной.
Как только за спиной захлопнулась тяжёлая дверь, в кармане Рене зазвонил телефон. Кашлянув пару раз, чтобы как можно скорее избавиться от душного дурмана красной комнаты, она не глядя нажала кнопку ответа и машинально пробормотала:
–Bonjour?
– Bonjour, ma petite cerise… 14
Голос Максимильена Роше принёс с собой ветер с французских гор и плеск женевского озера.
Глава 3
Дедушка звонил не так часто, как ему, наверное, хотелось бы. С его перегруженным расписанием всегда находились дела более срочные, первостепенные. Однако он первым поздравлял с праздниками, раз в месяц звонил в выходные, но… но на этом, пожалуй, всё. Да, их отношения давно были на том этапе, когда, закончив разговор месяц назад, они могли легко продолжить его в следующий раз. Но Рене всё равно хотелось бы слышать знакомый голос почаще. Они никогда не боялись показаться друг другу навязчивыми, для них не стояло проблемы часовых поясов. Единственной причиной – ни разу не озвученной, но отнюдь не тайной – было чувство вины, засевшее внутри господина Роше и за столько лет уже неискоренимое. Вины за неудачное родительство сына, за собственную вечную занятость, за Рене.
– Как ты? – Короткий вопрос вынудил вздрогнуть, а затем шумно втянуть осенний воздух с привкусом прелой листвы. – Грустно вздыхаешь.
Рене печально усмехнулась. Даже через десять лет и за тысячи миль дедушка по-прежнему знал, что с его Вишенкой что-то не так. Неожиданно она задумалась, – а поняли бы родители? – но в следующий момент покачала головой. У них всегда было слишком много забот.
– Я в норме, – ровно проговорила Рене. Ей не хотелось беспокоить дедушку понапрасну, потому что, какой в этом толк, если ничего не изменится? Ни в карьере, ни в жизни, ни в системе обучения Канады. Да и мертвецов этим она уж точно не воскресит. Так что Рене вздохнула и продолжила: – Было непростое утро, но ничего интерес…
– Ты в больнице? – перебил скупой на эмоции голос. Дедушка относился к тем людям, чьи фразы становились тем суше, чем сильнее внутри бурлило волнение. Рене улыбнулась.
– Никто из моих пациентов не умер, если ты об этом. По крайней мере, Энн бы сообщила. Я ездила в университет по учёбе. Надо было решить… один вопрос. – Улыбка из искренней незаметно перешла в вымученную, а потом и вовсе увяла. Да уж. Решила.
– Как прошли похороны?
Вопрос был невинным, но Рене почувствовала, что ей надо сесть. Эмоции
