Счастливые бывшим не пишут - Елена Лабрус
Даже если меня и номинировали, то, скорее на утешительный приз, подумала я как Роберт Дауни, и внезапно успокоилась, продолжая беспечно налегать на шампанское.
— И в номинации «Прорыв года», — громко объявил ведущий, — золотую медаль получает… Анна Терновская за проект «Диагональ».
25
О боже! Я подскочила как ужаленная. Боже, боже, боже…
Обняла Манна, который тоже встал. Обняла какую-то тётку, понятия не имею, кто она, просто подвернулась под руку. Рванула на сцену, споткнулась… Ведущий не успел меня подхватить. Зал охнул: я оказалась на ступеньках, на коленях. Но мне вдруг стало смешно.
— Да, я все свои трюки выполняю сама, — засмеялась я, приняв протянутую руку.
Сжала в руках запаянную в пластик золотую медаль. Подошла к микрофону. Выдохнула.
— Когда сидишь рядом с такими глыбами, — показала я в зал, — «Аврора», «Марка», «Парадигма», то не особо переживаешь, зная, кому достанутся награды. И вы действительно хороши, но… я тоже. — Зал взорвался смехом и аплодисментами. — Мне чертовски приятно стоять на этой сцене. Держать эту награду. И быть сегодня в этом зале. Спасибо, дорогая академия, за эту чудесную возможность. Спасибо, жюри. Спасибо, коллеги. Спасибо человеку, который взял меня на работу. Артур Аркадьевич, — прижала я руку к груди. — Моей команде. Ребята, вы лучшие! Моим клиентам, что дали жизнь этому сумасшедшему проекту. Надеюсь, он заработал вам очень много денег, иначе зачем бы ещё я была вам нужна. — Зал снова громыхнул смехом и овациями. — Но самое большое спасибо я хочу сказать моему мужу. Родной, мне жаль, что тебя сегодня нет рядом. Но я хочу, чтобы ты знал. Это благодаря тебе. Спасибо, что в меня верил.
Руки ходили ходуном. По спине тёк пот.
— Как же это, блядь, тяжело получать награды, — выдохнула я в микрофон и стыдливо закрыла рот рукой. Зал очередной раз громыхнул аплодисментами. Под них я ещё раз сказала: «Спасибо!», спустилась и рухнула на стул.
Коллеги пожимали мне руки. Манн смеялся до слёз.
— Боже, ты потрясающая, — поднял он за меня бокал.
И я смеялась вместе с ним, что-то ещё говорила, а потом меня вдруг накрыло.
— Я сейчас, — встала я.
Церемония награждения уже закончилась. Моя номинация была одной из последних. В зале играла музыка, звенели бокалы. Шум, разговоры, смех, радостное возбуждение.
Я пробралась сквозь толпу, поднялась по широкой лестнице, в поисках свежего воздуха вышла на балкон и там разрыдалась. Я не могла передать словами чувств, что я сейчас испытывала. Больше всего это было похоже на обычную истерику — обратную сторону сильного стресса, но спрятавшись за мраморной колонной, не замечая ни ветра, ни холода, я рыдала в голос.
Мне было так одиноко. Как бы я хотела, чтобы Марк был рядом. Я невыносимо скучала по нему именно сейчас, физически чувствуя пустоту там, где должен быть он.
— С тобой всё хорошо? — нашёл меня Манн, когда я почти успокоилась.
Неверными пальцами я пыталась написать Марку сообщение.
— Да, — положила на перила телефон. Вытерла глаза. Тушь наверняка потекла. И выглядела я ужасно. Но всё самое худшее на сегодня было позади, наивно подумала я. — Перенервничала. Господи, я растянулась на ступеньках. Это, наверное, выглядело ужасно. Я такая неуклюжая.
— Это было мило и трогательно, а не ужасно, — ответил Манн. — Ань, можно личный вопрос?
— Да, конечно, Артур… Аркадьевич. Вам теперь всё можно, — улыбнулась я.
— Я бы не делал на твоём месте опрометчивых заявлений, — улыбнулся Манн, посмотрев на меня загадочно. — Но спишу на последствия шампанского. Я слышал, ты недавно развелась?
Я пожала плечами. Что с того дня я в жесточайшей депрессии, наверное, можно было не упоминать. И я только что осознала, что ни новая стрижка, ни полученная статуэтка меня из неё не вытащили. Мне стало ещё хуже.
— Почему вы развелись? — нахмурился Манн.
— Ничего такого, — пожала я плечами. — Просто однажды всё стало рушиться. Обиды, ревность, сомнения. Непонимание. Нежелание слышать. А потом бесславно закончилось.
— Я знаю, это трудно, — кивнул Манн.
— Вы тоже разводились? — удивилась я. В отличие от Зины, я не интересовалась ни сплетнями, ни личной жизнью начальства.
— Дважды, — кивнул Манн. — И дважды мне казалось, что я недостаточно старался. Что должен был ещё что-то предпринять, придумать, сделать и всё исправить. Но иногда люди просто расстаются, и всё. Любовь проходит. И никто ни в чём не виноват. Ни ты, ни он.
Я согласно качнула головой, говоря, что его услышала.
— Я не знаю, как двигаться дальше. Куда? Зачем?
— Вперёд, конечно. Как после тяжёлой болезни, — снял Артур Аркадьевич смокинг и накинул мне на плечи. Растёр мои руки, согревая. — По одному шажку. По одному глотку. По вздоху за раз. Сначала маленькому. Потом больше. Даже если совсем невмоготу. Даже если не хочется дышать. И однажды ты вдохнёшь полной грудью. И разлюбишь.
— Разлюблю? — горько усмехнулась я. — Что значит разлюбить?
Я думала, что вопрос риторический, но Манн ответил:
— Разлюбить — это спокойно спать до утра. Не плакать. Не вспоминать лучшие моменты. И больше не думать, где он, с кем. Разлюбить — это стать счастливой, — убрал он за ухо мои волосы и уже пошёл к выходу, но обернулся. Я как раз взяла телефон. И он словно знал, что я так сделаю. Улыбнулся и добавил: — Счастливые бывшим не пишут.
26
Я так и не отправила Марку сообщение.
Пошла в туалет, чтобы привести себя в порядок. Вернула Манну смокинг.
Он предложил отвезти, но я снова отказалась.
Забрала в гардеробе шубу. Вызвала такси. Вышла на улицу, когда оно подъехало, но до такси не дошла — у входа меня ждал Михаил Беккер.
— Что ты здесь делаешь? — независимо вскинула я подбородок, но внутри всё мучительно сжалось от страха.
Восемь лет прошло, а я всё ещё его боялась. Восемь лет, а словно всё случилось вчера.
— Надо поговорить, — шагнул он ко мне.
— Мне не надо. Мне не о чем с тобой говорить, — отшатнулась я.
— Я не задержу тебя долго, — смотрел он не мигая. Меня пугал его взгляд — как у кобры, готовой к броску. Даже горло перехватило, но голос прозвучал ровно, хоть и немного хрипло:
— И видимо, не отстанешь, пока я не соглашусь.
— Это ничего не будет тебе стоить. Лишь ужин в хорошем ресторане.
— И ты, конечно, уже заказал столик, — усмехнулась я.
— Один ужин, — наклонил