Счастливые бывшим не пишут - Елена Лабрус
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Счастливые бывшим не пишут - Елена Лабрус краткое содержание
Ну вот и всё. Стоя на крыльце ЗАГСа, я сглотнула подступивший к горлу ком.
Вот и всё.
В сумке лежало свидетельство о расторжении брака.
В паспорте так и стояла фамилия Марка.
В душе зияла дыра.
***
— Двигаться? Куда? Зачем?
— Вперёд. Как после тяжёлой болезни, — он растёр мои руки, согревая. — По одному шажку, одному глотку, по вздоху за раз. Даже если не хочется дышать. И однажды ты вдохнёшь полной грудью, и разлюбишь.
— Разлюблю? Что значит разлюбить?
Думала, это риторический вопрос, но он ответил:
— Разлюбить — это спокойно спать до утра. Не плакать. Не вспоминать. Не думать, где он, с кем. Разлюбить — это стать счастливой. — Он пошёл к выходу, но обернулся. Я как раз взяла телефон. Он словно знал, что я так сделаю. Улыбнулся: — Счастливые бывшим не пишут.
Сцены 18+, обсценная лексика
Однотомник
Счастливые бывшим не пишут читать онлайн бесплатно
Счастливые бывшим не пишут
Лабрус Елена
1. Анна
Ну вот и всё.
Стоя на крыльце ЗАГСа, я сглотнула подступивший к горлу ком.
Вот и всё.
В сумке лежало свидетельство о расторжении брака.
В паспорте так и стояла фамилия Марка.
В душе зияла дыра.
Как всё зашло настолько далеко?
Я понимала и не понимала.
Не понимала, как за четыре года два любящих человека стали чужими.
Но понимала, что дальше мучить друг друга не было смысла: мы едва выносили друг друга и совсем перестали слышать. Жили в одной квартире как соседи: Марк своей жизнью, я своей.
Молчаливые рутинные ритуалы. Редкие встречи на кухне.
«Доброе утро!» — «Привет!»
«Я сварил кофе» — «На работе попью, опаздываю»
«Я приготовила ужин» — «Спасибо, уже поел»
Я не помнила, когда мы вдруг начали ссориться и почему не смогли остановиться, каждый разговор превращая в перепалку, а каждую перепалку — в выяснение отношений, но помнила, как в пылу очередной ссоры Марк резко развернулся:
— Чего ты хочешь от меня, Ань? Чего?! Что бы я ни сделал, тебе не нравится. Что бы ни сказал — ты обижаешься. Тебе не устраивает всё: моя работа, мои друзья, мои родные. Я устал видеть твоё недовольное лицо. Я просто устал. Мы словно бегаем по замкнутому кругу, и ничего не меняется. Просто ответь: чего ты от меня хочешь?
И я вдруг выпалила:
— Я хочу развода.
Он замер. А потом кивнул:
— Хорошо, давай разведёмся.
И мы развелись.
Марк тоже вышел. Встал рядом.
Высокий, широкоплечий, темноволосый, с ярко-синими глазами.
Умный, добрый, щедрый, терпеливый.
Мне казалось невероятным, что он (он! этот полубог! да что там! Бог! с гордым благородным профилем и грешными пухлыми губами) выбрал меня.
Теперь не казалось.
Всё пришло к логичному концу.
Надо смириться: такие как он, не выбирают таких, как я.
Признать: моя сказка с несчастливым концом — принцы не женятся на Золушках, а дельфины на русалках.
— Я верну тебе деньги за квартиру, — сказала я.
Он заплатил аренду за год вперёд, но квартиру оставил мне, а сам съехал.
— И маме твоей верну.
Четыре года назад, когда мы ещё не могли себе позволить съездить в свадебное путешествие, мама Марка подарила нам круиз по Италии. Средиземное море. Две недели в шикарной каюте с огромной двуспальной кроватью. Чайки над Лидо, закат над Сицилией.
Барселона, Марсель, Генуя, Валетта…
А когда в том же году я закончила магистратуру, настояла, чтобы не отказывалась от трёхмесячной стажировки в Японию, оплатила и перелёт, и проживание.
Мне и Марку (он полетел со мной).
— Не знаю, что тебе скажет моя мама, Ань. Это ты обсуди с ней, — вздохнул Марк.
Мама явно выносила ему мозг. Не смотри, что женщина умная, интеллигентная и образованная, выедать мозг маленькой ложечкой единственному сыну она умела, как никто другой.
Свекровь и раньше была обо мне невысокого мнения: простовата, заурядна, ни хорошего вкуса, ни характера. Бокалы дешёвые. Помада вульгарная. Не «стЕнам», а «стенАм». А теперь и подавно.
Она работала гинекологом-эндокринологом в европейской клинике, строила двухуровневую квартиру в престижном районе, имела безупречную осанку, дачу на берегу озера, двадцать пять часов в сутках, продуктивность бульдозера, трёх кошек: Бордо, Божоле и Шабли, не брезговала грубыми словечками и наше решение, пока не торопиться с детьми, расценила как личное оскорбление.
— Но мне двадцать три! — возражала я (сейчас уже двадцать семь).
— Ну, охренеть новость! И что? Будешь ждать до тридцати? Ты знаешь, что риск родить ребёнка с синдромом Дауна в двадцать — один к полутора тысячам, а к тридцати уже один к двумстам сорока? — давила она авторитетом.
— Обещаю, мы сделаем генетический тест, — слабо отбивалась я.
— Может, ты ещё и свои яйцеклетки пересчитаешь? К тридцати их количество уменьшится втрое, и я уже не говорю про качество. Или у тебя уже проблемы?
— Елена Сергеевна, — закатывала я глаза. — Нет у меня никаких проблем. Мы с Марком так решили. У него сейчас хорошая должность, у меня перспективный проект. Со смыслом я тогда училась, на стажировку ездила?
— Одно другому не мешает. Можно и родить, и карьеру сделать, — конечно, имела она ввиду себя.
Но не у всех в сутках двадцать пять часов.
— Мы планируем зарабатывать, проводить время вдвоём и не чувствовать себя за это виноватыми, — защищала я наше право самим решать, как жить, когда рожать.
— Ты же понимаешь, что проводить время вдвоём и вот это всё, — показывала свекровь на кастрюли с наготовленным ужином, — взаимоисключающие понятия.
Взаимоисключающими мне как раз казались дети и карьера, но, по мнению моей свекрови, в моё обучение и просвещение — а наш свадебный круиз она считала образовательным, — она вложилась зря. Именно поэтому я и хотела вернуть ей деньги.
Елена Сергеевна ждала, что мы будем проникаться искусством Возрождения и порами впитывать историю средневековой Европы, а мы пили просекко, сидя на Испанской лестнице в Риме, целовались на развалинах Помпеи и учились делать домашнюю пасту во Флоренции, вместо того чтобы стоять в километровой очереди к усыпальнице Медичи.
В общем, она во мне разочаровалась в первый же год нашего замужества. И раз я как была, так и осталась клушей — смысл моей жизни должен быть в высиживании яиц.
— Ты вообще в курсе, что еду можно заказывать, а профессиональная домработница — это минимум четыре часа свободного времени в неделю, краны без разводов и скатерти без заломов? — поджимала она губы.
— Мне нравится готовить, — вяло возражала я, устав ей что-то доказывать. — И убираться я люблю.
— Никто не любит убираться, — фыркала она, как одна из своих кошек и оставалась при своём мнении.
Сейчас она явно проедала сыну плешь, что он зря потратил четыре года жизни на женщину, с которой в принципе не нужно было связываться, а уж тем более давать ей свою драгоценную фамилию. Анна Терновская это вам не какая-то Анька Сапожкова.
И я устала поправлять, что моей девичьей фамилией была Сапожникова.
— Не знаю, что скажет тебе моя мать, — повторил Терновский. — Мне ничего возвращать не нужно.
— Марк, я хорошо зарабатываю (да, за четыре года многое изменилось). Всей суммы сразу у меня, конечно, нет (чёрт побери, мы выбрали очень дорогую квартиру), но за полгода я с тобой рассчитаюсь.
— Я знаю, сколько ты зарабатываешь, но мне ты ничего не должна, — сказал он не терпящим возражения тоном. — В любом случае я зарабатываю больше и могу себе позволить снять ещё одну квартиру.