Принцесса мафии - М. Джеймс
Катерина пожимает плечами.
— Надеюсь, ты прав, — говорит она, поднимая одно изящное плечо, и я тут же замечаю, как она прижимает атлас к груди, позволяя мне увидеть мягкий изгиб сбоку. — Отцам свойственно менять свое мнение, когда их дочери становятся пригодными для замужества.
Она смотрит назад, на сцену, и я не могу не задаться вопросом, есть ли где-то в глубине души у нее тоска по другой жизни. Некоторые жены мафии никогда не желают ничего другого - моя мать всю жизнь процветала в своей роли, - но я не могу представить, чтобы все женщины, выданные замуж за мафиози, начиная с дона и заканчивая мафиози, радовались такой жизни хотя бы потому, что она лишает их выбора.
Катерина никогда не будет работать или делать собственную карьеру, развлекаться, как другие двадцатилетние, ходить на свидания или спать с кем попало. Ей разрешили получить высшее образование, потому что Росси хочет казаться прогрессивным, но с той минуты, как мое кольцо оказалось на ее пальце, ее будущее было предопределено.
Она выйдет за меня замуж, без колебаний ляжет в мою постель, родит мне детей и будет управлять моим домом. Ее верность, ее жизнь теперь принадлежат мне.
Она не выглядит несчастной. Большинство мужчин в моем положении, похоже, не очень-то заботятся о том, счастливы их жены или нет. Мне все равно, или, по крайней мере, я говорю себе это, но странное чувство поднимается в моей груди при мысли о том, что Катерина несчастна. При мысли о том, что она обижается на меня… ну, как я обижаюсь на этот брак.
Глядя на ее лицо, я чувствую боль, которую никогда не испытывал раньше, желание чего-то большего, чем ее тело, и это тревожит меня. Я не хочу, чтобы она жалела, что не может выбраться из этого, понимаю я, сжимаясь в своем нутре. Я хочу, чтобы она пришла в мою постель и захотела остаться там. Я хочу, чтобы она была предана мне. Я хочу, чтобы она хотела меня.
Она выглядит невероятно красивой в отблесках сценических огней, и в этот момент я представляю себе сотню таких ночей, когда она будет рядом со мной на протяжении многих лет, идеальная жена мафиози. Моя жена.
Господи, мужик, ты неделю не был внутри женщины, и уже срываешься с катушек. Нелепо, что я могу хотеть этого, когда всю жизнь у меня была одна цель - трахнуть как можно больше женщин, сохраняя при этом свои банковские счета толстыми. Но в этот момент я инстинктивно тянусь к руке Катерины, а не к какой-то другой, более эрогенной части ее тела.
Я настолько поглощен борьбой с самим собой, попыткой понять, что за хрень происходит в моей голове, что лишь через мгновение замечаю звук выстрелов в зале, и еще через мгновение, когда ложа сотрясается, понимаю, что взорвалась бомба.
Театр атакован.
7
КАТЕРИНА
Я никогда не испытывала такого ужаса, как в этот момент.
В одну секунду я бросаю взгляд на Луку, недоумевая, почему он смотрит на меня со странным выражением лица, а в следующую нашу театральную ложу сотрясает внезапная волна звука, заставляя меня кувыркнуться вперед и закрыть уши руками, где-то в зале раздается странный тусклый треск, который я едва могу разобрать за звоном. Кажется, я слышу и крики, но не могу быть уверена.
Я поворачиваю голову к нему, морщась от боли, и мне кажется, что все вокруг кружится и мерцает. Я вижу маму на полу, лежащую в позе зародыша, и отца, склонившегося над ней, который кричит что-то Луке, что я едва могу разобрать, но могу прочесть по его губам.
— Позови кого-нибудь из мужчин и отвези ее в безопасное место! Уведи мою дочь отсюда!
Лука не теряет времени. Одной рукой он достает пистолет из кобуры куртки, которую я никогда не видела, а другой крепко сжимает мою руку, побуждая меня идти вперед.
— Ползи! — Кажется, я слышу, как он кричит мне в ухо. — Ползи, пока мы не убедимся, что там только наши люди!
Удивительно, что я вообще могу двигаться. Пол твердый под коленями, юбка зацепилась за туфлю и немного порвалась, но сейчас я не могу об этом думать. Взрыв, продолжаю думать я, снова и снова, сердце колотится в груди. Это был взрыв, выстрелы? О Боже, София...
— София! — Кричу я Луке, и он вздрагивает от громкости моего голоса, как будто может слышать немного лучше, чем я. — Мы не можем бросить Софию!
— Ей поможет кто-нибудь другой, — настаивает он. — Мы должны выбраться...
— А что, если она ранена?
Понять, что он говорит, - странная смесь попытки расслышать и попытки прочитать по губам, но мне кажется, он говорит, что ты важнее, и это понятие, против которого я одновременно и решительно восстаю, и испытываю странное, теплое ощущение в груди при одной мысли об этом.
Ты для него не важнее, напоминаю я себе. А если и важнее, то только потому, что он хочет получить наследство. Власть. Это и есть твоя важность.
Если бы я не имела значения, получит он наследство или нет, не уверена, что он не бросил бы меня на полу театральной ложи. Я не должна обманывать себя ни на секунду, думая, что я ему небезразлична, потому что это может привести только к разочарованию и к тому, что Лука возьмет верх.
Он протягивает мне руку, когда мы выскальзываем из ложи через занавес в холл.
— Подожди, — шипит он, произнося это отчетливо. — На случай, если там есть кто-то еще, кроме наших людей. — Он толкает меня спиной к стене, шатко стоя на ногах, его равновесие явно нарушено так же, как и мое. Каждый инстинкт во мне
