А может, я умею? - Дарья Волкова
После эффектной паузы Гоша расхохотался.
— Ну ты и язва!
— Что, все было не так?
— Ну, начнем с того, что пока мне гораздо меньше пятидесяти. И стихов я не читал.
— А в остальном, прекрасная маркиза…
— Ты хоть раз занималась сексом на крыше? — перебил ее Гоша.
— На крыше? — округлила Яна глаза.
— На крыше.
— Нет.
— Ну вот и не смейся! У меня до сих пор все болит …
Теперь пришел черед Яны звонко смеяться. А потом она встала и собрала бумаги.
— Ладно, приду с этим вопросом завтра, — и уже от двери добавила: — Помни про тридцать пять, одинокий одиночка.
***
День вроде бы шел как обычно. Но Ира себя в нем не находила. Будто не она это занимается привычными делами. Не она снимала с помощью граблей с березы собственный лифчик — хотя это дело нельзя было назвать привычным. Не она кивает жильцам. Не она моет подъезд. Не она … все не она…
Раньше Ирина за работой ни о чем не думала. Точнее, всегда сосредотачивалась на выполняемых простых действиях. Ведь всегда же можно что-то сделать еще тщательнее, еще качественнее. На этом и акцентировала внимание. А теперь Ирина не могла понять, на чем там можно сосредоточиться. Все движения отработаны до автоматизма. А мысли… мысли постоянно уплывают. И даже движения тела, тоже отработанные до автоматизма, чувствуются как-то иначе. Она наклоняет, поднимает корпус, двигается по ступеням, руки тоже совершают привычные движения. А вспоминаются другие движения. И как эти руки, которые сейчас облачены в ярко-оранжевые резиновые перчатки, вчера гладили мужское тело. А ее собственное тело вчера совершало очень необычные действия. При наклоне чувствуется, как натягиваются полоски пластыря, но он все еще держится — хороший, наверное, вон сколько продержался уже. И ноги… ноги немного ноют, но это приятно. И вообще во всем теле какая-то истома, и в мыслях разброд.
— Здравствуйте, Ираида Павловна.
— Здравствуйте.
***
Порядок в мысли не вернулся и когда Ира устроилась на своем месте консьержки. Потому что Ира ждала… ждала одного конкретного жильца. Анализ произошедшего вчера ей категорически не давался, и Ира махнула рукой. Она подумает об этом завтра. Или послезавтра. Или через неделю.
Уже вечер. Наверное, Гоша скоро вернется домой. Хотя он приезжал с работы в разное время, но сегодня ей почему-то казалось, что приедет пораньше. Конечно, в версии «потому что соскучился по тебе» Ира себе не хотела признаваться. Однако она, эта версия, глубоко спрятанная, была. Но почему бы ему не приехать сегодня пораньше по какой-то другой причине?
Ира бросила взгляд на экран монитора, на который были выведены картинки с камер — и замерла. Во дворе, недалеко от подъезда, стояли они. Те самые парни, которым она так неосмотрительно открыла дверь пару месяцев назад. Которые так ее напугали. С такой вот агрессией, почти насилием в свой адрес Ира столкнулась впервые. И все еще не могла перестать думать об этом, прокручивая различные варианты — как надо было поступить, что можно было бы сделать. И раз за разом мысли возвращались к ее спасителю.
Ира бросила еще один взгляд в монитор. Поежилась. Их снова четверо. Они курили и смеялись. Ирина зябко передернула плечами и поспешно отвернулась от экрана. Ну что она, в самом деле? Ничего они сейчас ей не сделают. А дверь она больше им не откроет. Но взгляд ее как магнитом снова потянулся к монитору. А там теперь стояло пятеро.
Эти четверо и Гоша.
Ира прильнула к экрану почти носом. Она видела, как у парней погасли улыбки, как что-то говорит Гоша, движения его рук. Как один из четырех наклоняется, словно хочет что-то подобрать с асфальта. И как потом парни резко и дружно пошли в сторону от дома. А Гоша пошел к подъезду.
3
— Привет, — он стояла в любимой позе, прислонившись плечом к дверному косяку.
— О чем ты с ними говорил?! — Ира не усидела на месте и подошла к Георгию близко.
— Здороваться и целовать не будут, как я понял, — вздохнул Георгий. И, качнувшись вперед, неожиданно коснулся ее щеки губами. — Я объяснял отрокам, что нельзя бросать окурки на землю, для этого есть урна.
— Гошка… — Ира беспомощно выдохнула. — Ну кто тебя просил…
— Никто. Я сам. Самостоятельный, — он посмотрел на часы. — Я заказал еды из «Прованса». Доставка через полчаса. Решил повторить телятину в горшочках.
— Гоша… — у Ирины снова не находилось слов. От страха — сначала воспоминаний о своем страхе, а потом непонятный и неконтролируемый страх за него. И это ожидание. Ожидание его. — Гош, они малолетние отморозки!
— Я большой мальчик и малолеток не боюсь, — пожал плечами он. — Так как насчет телятины? Будет еще сыр, пастрома, овощи, на десерт — чизкейк с карамелью.
— Гоша, ты что, не понимаешь?! — чем больше он говорил, тем больше ей хотелось спорить. Даже кричать. — Их четверо. А может и больше! И они реально подлые и без тормозов! Ты понимаешь, что они запросто могут тебе какую-нибудь пакость сделать?!
— Ириш… — как-то устало выдохнул Георгий. — Я уже не боюсь отморозков. Я от таких свое однажды получил, как видишь, жив. Хотя врачи сомневались, что смогу ходить. В самом оптимистичном прогнозе обещали хромоту. А я, — он притопнул ногой. — Даже не хромаю.
— Как?.. — тихо и растерянно проговорила Ира. — Как это случилось?
— За ужином расскажу, — отрезал Георгий. — Я пошел домой, принимать душ и открывать вино.
— Гош… — он уже открыл дверь. — Твоя рубашка нашлась.
— Да? — он обернулся. И выражение снисходительного хозяина жизни уступило место удивлению. — И где она была?
— На газоне. Теперь ее присвоил себе йорк со второго этаже.
Гоша на пару секунд нахмурился. А потом усмехнулся.
— Ну в принципе логично. Йорки — это же белая роза, я ничего не путаю? Вот и рубашку себе под цвет умыкнул.
Ответ Ира поняла не сразу. А когда поняла… Господи, еще и знаток истории!
— Все, я пошел, — прервал Гоша ее мысли. — И ты тоже давай сворачивай свою богадельню, — он кивнул на монитор, — и приходи ужинать. Платье можешь не надевать, я уже и так знаю, какая ты… без всего… красивая.
Он ушел. А она осталась стоять. В смятенных чувствах и девичьем румянце.
***
Платье она и так бы не смогла надеть — оно
