Тургеневская барышня бальзаковского возраста - Юлия Еленина
Нет, такие совпадения хуже любой комедии положений.
Хорошо, что в кабинете мы были вдвоем… Или плохо? Но все-таки мне не хотелось, чтобы в этот момент ученики увидели мое выражение лица. Да, сцена, которую вряд ли бы даже лучшие актеры смогли сыграть в концовке «Ревизора».
Сергей закрыл дверь с громким хлопком, и я даже дернулась. Потом он сделал несколько шагов ко мне, и я даже перестала дышать, кажется.
– Мир тесен, да, Лола?
Даже очень. И все это напоминает ночной кошмар. Пока он медленно подходил ко мне, сердце начинало все быстрее колотиться.
– Сергей Леонидович, а вы кабинетом не ошиблись? – спросила я, когда поняла, что продолжать вот так сидеть глупо.
Надо было что-то говорить, надо было как-то реагировать. И это первое, что пришло в голову. Я бы обратила внимание на знакомую фамилию.
– Нет, – покачал Сергей головой и улыбнулся. – Если бы ты не сбежала десять лет назад, то знала бы, что я взял фамилию жены, а то моя была слишком смешной для серьезного человека.
– И как теперь твоя фамилия?
Это просто насмешка судьбы. Какая-то ирония. Светлова ломает ногу, мне достается класс, где учится сын Сергея, да я еще сама, пусть и по неведению, организовываю нашу встречу.
– Алексеев.
«Ну, конечно», – усмехнулась я мысленно.
Если бы я знала раньше, то сходство бы заметила. И во внешности, и в поведении. Только вот теперь беседа, которая была запланирована, не получится. Можно попытаться взять официальный тон, сделать вид, что мы просто незнакомые друг с другом учитель и отец ученика. Но это просто глупо. Тем более Сергей совсем не официально сел на парту, поставил локоть на мой стол и, подперев подбородок, спросил:
– Как дела, Лола?
– Нормально.
– Скучала по мне?
В этом весь Сергей. И почему романтично настроенных девочек всегда тянет к плохим мальчикам? Банальная история. Но даже в таких есть что-то индивидуальное, особенное, неповторимое. И не всегда хорошее.
– Сергей, твой сын недавно подрался со своим одноклассником, Германом Орловым, и…
Выражение лица напротив изменилось с игриво-насмешливого на удивленное, причем удивлен он был неприятно.
– Как, ты сказала, фамилия второго парня?
– Орлов, – повторила я, не понимая, почему Сергей так отреагировал.
– Интересно…
– А в чем дело?
Сергей задумался, забарабанил пальцами по подбородку, глядя куда-то в стену, но потом снова вернул привычное для него выражение, и сказал:
– Ну, Лола, это же подростки. Я через день дрался в школе, а иногда еще и во дворе успевал, – поиграл он бровями.
Такое ощущение, что передо мной сидит не мужчина, которому за тридцать, а мальчишка. Хотя мальчишкой я его совсем не знала.
– Ты понимаешь, что это может обернуться травмами, причем довольно серьезными, – начала загибать я пальцы, – потом это может быть направлено в комиссию по делам несовершеннолетних, следом возможна постановка на учет, письма тебе на работу, постоянные посещения отдела полиции. Тебе это надо?
– Драматизируешь, – усмехнулся Сергей. – Впрочем, как всегда. Только я не понял, ты тут педагог-психолог, социальный работник или все-таки учитель?
Вроде и ничего обидного не сказал, а все равно уколол. Острота языка не притупилась за годы.
– Я всего лишь переживаю за детей.
Поднявшись со стула, начала складывать тетради в пакет. Можно было понять, что разговор окончен, но то ли Сергей туго соображал, то ли думал, что еще сказать. Главное, чтобы не начал вспоминать прошлое.
– Лола, слушай…
– Мне пора, – перебила его, услышав интонацию, которая к учебе его сына точно не имела отношения. – Могу закрыть тебя в кабинете, конечно.
– Опять сбегаешь?
Может, и так. Но мне надо было переварить эту встречу и хорошенько вслух выругаться нецензурными словами. А пачкать обитель образования подобной лексикой не хотелось.
Сергей ждал, пока я закрою кабинет, и под его взглядом даже уронила ключи. Нет, пусть он думает, что хочет, но еще минуту я не выдержу рядом. Хорошо, что учительская была как раз по пути.
– Всего доброго, – кивнула я и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Сделала вид, что меня интересует расписание и еще какая-то информация на стенде, которую я даже не запомнила. Выждала минут десять и вышла в коридор.
Просить у Нелли Евгеньевны, даже умолять, чтобы она забрала у меня класс, бесполезно. Помочь ноге Инны Павловны срастись быстрее тоже не получится. Облава со всех сторон.
И почему Сергей переехал именно в этот город? Почему отдал ребенка именно в эту школу? Почему именно Светлова, в конце концов, сломала ногу?
Когда-то у меня тоже было много вопросов, начинавшихся со слова «почему». Но ответы на них я так и не нашла, думаю, бесполезно искать и сейчас.
Сейчас меня больше всего волновало одно – надеюсь, Сергей не появится без дела в школе, и никто не догадается, что мы знакомы. Это просто нарушение профессиональной этики получается, хотя я вроде ничего и не сделала.
Уже недалеко от дома вспомнила, что дядя Коля просил купить пива. На кассе в последнюю минуту попросила пачку сигарет. Сегодня она мне точно понадобится. Вспомню студенческие годы, казавшиеся невероятно трагичными посиделки на подоконнике, даже перечитаю свои грустные стихи, которые адресат никогда не прочитает.
Ну а что? Все переживают по-своему. Только в этот раз обойдусь без слез и надежды, что мой принц вот-вот появится, поняв, что жить без меня не может…
Все началось, как писал Пушкин.
«Я вас любил безмолвно, безнадежно…»
Для четырнадцатилетней девочки само то.
Я помню то майское утро. Я шла в школу с томиком стихов Есенина в руках. Звучит, как сцена из мелодрамы или любовного романа? Да. А я и выросла на старых романах, найденных на даче, где мы проводили все лето. Да и дачей это сложно было назвать. Сообщество, огражденное по периметру, где моих ровесников почти не было. С первого июня по тридцать первое августа мы с бабушкой сидели здесь, мама и папа – когда были в отпуске. Две улицы, лес за сеткой-рабицей, соседи по выходным, старый сторож в доме перед воротами для тех, кто приезжает на машинах.
Не сказать, что мне было плохо, потому что и в городе жизнь у меня не была активной. Но именно тогда, двадцать пятого мая, она изменилась. И я тогда посчитала, что нас свела поэзия. Дура, господи, что еще сказать…
Сергею было восемнадцать тогда. И тоже все банально: он чуть не сбил меня на своем байке. Он не стал орать: «Куда ты смотришь?» Просто остановился в сантиметре от меня и, пока я отходила от шока, поднял упавшую
