Школьный бунтарь (ЛП) - Харт Калли
— Моя ставка — шестьдесят баксов в час. У меня есть время преподавать по четвергам и понедельникам, сразу после школы. Выбирай сам.
— Я возьму оба. На бумаге должно выглядеть так, будто я быстро учусь. — Он смотрит на мой телефон, как на неразорвавшуюся бомбу. — И что я должен с этим делать?
— Запиши туда свой номер. Я должна отправить тебе учебные материалы, и ты напишешь мне за час до начала занятий, чтобы подтвердить, что придешь. Не собираюсь тратить свое время, ожидая тебя, если ты не собираешься приходить.
Алекс кривит темную бровь, глядя на меня, но все равно берет телефон и набирает свой номер. Когда он возвращает его мне, то хватает меня за запястье, и я застываю на месте. Он медленно поворачивает мою руку так, чтобы тыльная сторона его ладони была обращена кверху, и теперь я могу ее видеть. Показывает мне чернила, которые я только что изучала — это волк. Свирепое, злобное на вид, дикое существо, с гневом в глазах. Он ослабляет хватку, позволяя моей руке упасть, но наклоняется чуть ближе, его взгляд снова опускается на мой черный кружевной топ. На этот раз я ничего не могу с собой поделать: инстинктивно прикрываюсь.
— Какого черта ты делаешь? — Рычу я.
Кривая, почти безжалостная улыбка приподнимает губы Алекса в одну сторону.
— Ты сама напрашиваешься, чтобы люди пялились на тебя, когда ты так одеваешься, Сильвер. Не наседай на меня, потому что я чертовски нормальный, любопытный человек.
Он шлепает что-то еще мне в руку, затем крутится на пятках и плавно выходит из женского туалета, как будто имел полное право находиться здесь. Я морщусь, глядя на деньги, которые он мне только что дал, затем, оцепеневшая и откровенно немного шокированная, выхожу вслед за ним в коридор. Джейкоб и его команда все еще стоят там, занимая слишком много пространства в коридоре, ведя себя как идиоты, хотя звонок вот-вот прозвенит. Я смотрю, как Алекс подходит прямо к Джейку и останавливается перед ним, выпрямив спину, сверкая глазами с заточенной сталью. С удивлением я замечаю, что Алекс на добрых два дюйма выше Джейка, что, похоже, не очень хорошо сочетается с королем Роли Хай. Джейк тихонько смеется, глядя на своих мальчиков так, словно напряженный взгляд Алекса нисколько его не нервирует.
— Эй, чувак. Есть проблемы? — Он складывает руки на груди. — Минуту назад мне показалось, что ты не хочешь разговаривать. А теперь ты выглядишь так, словно собираешься пригласить меня на следующий танец.
— Скажи своему тренеру, что я присоединюсь к команде, — резко бросает Алекс.
Забавляясь, Джейк делает вид, что оглядывает Алекса с ног до головы.
— Это не так работает, братан. То, что ты новенький, еще не значит, что ты особенный. Ты должен пройти отбор, как и все остальные.
На челюсти Алекса напрягается мускул. Воздух наполнен напряжением до такой степени, что мои ноги словно приклеились к земле. Ужас проносится по дорогам и закоулкам моей нервной системы, заставляя меня дрожать от беспокойной энергии, когда Алекс убирает с лица волну волос, его ноздри раздуваются.
— Когда? — процеживает он сквозь зубы.
— Тренер, вероятно, погоняет тебя в обед, если ты считаешь, что готов к этому.
Алекс больше ничего не говорит. Он только ухмыляется и уходит.
Глава 6.
Притворяться, что я учусь играть на гитаре, это полная и абсолютная трата времени, а заниматься спортом, почти то же самое, что подписываться на добровольную пытку, но у меня нет другого выбора. На самом деле я ни в коем случае не могу присоединиться к гребаной команде по дебатам, и я должен сделать усилие, чтобы показать Ронде, что я серьезно отношусь к этому дерьму. Если это означает, что я должен наигрывать несколько аккордов и уничтожать горстку спортсменов на футбольном поле, то так тому и быть.
С квартирным вопросом придется пока повременить. У меня есть крыша над головой, но Ронда была права: ни один судья в здравом уме не посмотрит на трейлер, который я называю домом, и не отметит его как безопасное, надежное место для ребенка. Мне нужно будет надорвать задницу, чтобы заработать немного денег на внесение депозита за место получше, в лучшем районе, но сейчас это не является проблемой. Я могу заработать деньги, если захочу. И это как раз является моей главной проблемой. Получить другую работу, которая будет оплачиваться так же, как и моя позиция в баре, будет по меньшей мере сложно.
Если бы только мне платили за то, чтобы я зарабатывал на жизнь ложью, то к концу этой гребаной недели я бы уже купался в деньгах. Я даже глазом не моргнул в том туалете, когда сказал ей, что она меня не интересует. Был недоволен самой идеей того, что я мог запасть на Сильвер, и смеялся над мыслью о притяжении между нами. Мне удалось звучать правдоподобно, хотя я боролся с желанием схватить ее, обхватить её ногами мою талию, прижать к отвратительно-желтой кафельной стене позади нее и засунуть язык ей в глотку.
С того момента, как она бросила эту сумку на стол передо мной, она не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Сегодня утром, по дороге в Роли, я пытался убедить себя, что уроки игры на гитаре — это всего лишь легкий способ добиться того, что мне нужно для суда по семейным делам, но я не дурак. Есть и другие причины, почему я выбрал именно ее…
Я видел, как смущение накрыло ее лицо, когда я сбил с нее спесь; знаю, что разозлил её. И внутри, в самой глубине своего естества, это было не совсем приятно. Но я все же сказал ей правду. Не хочу никакой драмы, а значит, никакого романтического дерьма, никакого недопонимания, никаких глупых детских игр и абсолютно никаких отвлечений. Бен — единственное, что сейчас имеет значение, и я не могу позволить себе отклониться от этого курса, независимо от того, как меня к ней тянет.
Сильвер.
Кто называет своего ребенка «серебро»? Я как-то читал о парне по имени Бас Шелтер (прим.пер. Автобусная остановка) в Новой Зеландии, так что, наверное, все могло быть гораздо хуже, но все же…
Я делаю сознательное усилие, чтобы не заговорить ни с одной живой душой до конца утра. Так привык существовать в тяжелом, угрюмом молчании, что необходимость связывать столько предложений вместе этим утром, испортила мне гребаное настроение, и поэтому застегиваю рот и держу себя в руках. Сэм Хоторн, один из тех мясоедов, что тусовались с этим трясущимся мудаком в коридоре, пытается достать меня. Когда я пробираюсь к заднему ряду на уроке испанского языка, он толкает меня, стоя на пути, но я удерживаю взгляд этого ублюдка, давая понять, что с ним будет, если он не сдвинется с места. Чувак сдувается, как лопнувший воздушный шарик, и уходит прочь, чтобы сесть у окна на другой стороне комнаты.
После этого я жду приближения обеда, кипя на медленном огне. У моего лучшего друга — гнева, есть проблема с личными границами. Он появляется без приглашения почти каждый день и делает из себя помеху, ревя в моих ушах, слишком дерзко, слишком громко, пока я не перестаю его слышать. Я привык воспринимать гнев как константу в жизни, так же как я принял то, что небо голубое (или скорее серое, здесь, в Вашингтоне), и что ночь следует за днем; я чувствую себя совершенно нормально, когда меня поглощает собственная клокочущая ярость, когда прокладываю путь по коридору, направляясь к раздевалкам, как только наступает полдень.
Это может быть весело. Выйди на поле. Беги так быстро, что у тебя заболят легкие. Почувствуй, как горят твои мышцы. Помни, что ты жив.
Спортивные штаны и красная футболка «Головорезы Роли Хай», которую мне подарила Мэйв, сидели на мне достаточно хорошо. Я бросил их в свой шкафчик, не намереваясь когда-либо использовать, и все же вот я здесь, две недели спустя, надеваю их в надежде, что меня примут в футбольную команду. В Беллингеме я не просто презирал футбольную команду. Я сделал своей личной миссией срывать как можно больше их игр. Затопил поле, украл столбики, разбросал навоз от одних ворот до других, добавил рвотный корень в напиток команды, пока директор наконец не начал подозревать, что я имею какое-то отношение к этим инцидентам, и запретил мне посещать мероприятия или находиться в пределах ста футов от поля. Так что теперь, выйдя на нетронутое, очень ухоженное поле Роли Хай, все это начинает казаться немного... лицемерным.
