Интро Канарейки (СИ) - Задорожня Виктория
— Хорошо, только, не наделай глупостей! Я буду в соседней спальне, и, если что- сразу приду.
— Знаете, Никита Александрович, я всегда хотела спросить у кого-нибудь из знати одну вещь… — чуть слышный шепот лишившегося жизненной энергии голоса. Я провел большим пальцем под ее веками, вытирая струящиеся слёзы. Они, обрамлённые алмазным сиянием, слетали с глаз тихо… Не было всхлипов, безэмоциональное, прекрасное лицо не исказила гримаса боли. Она лишь читалась в полузакрытых глазах.
— Спрашивай, девочка…
— Что в вашей жизни самое важное? Было ли что-то, чего вы желали больше всего на свете? Цель, к которой шли, не смотря ни на что?
— Сложный вопрос… Моих желаний было явно больше, чем одно. И каждое из них я стремился исполнить. Как правило, мои усердия вознаграждались успехом. Характер такой…
— Как я и думала… У всех, кто имеет на что-то возможность, много амбиций и планов. От того вы считаете, что с жизнью можно не считаться. Теперь представьте, как может мыслить человек, у которого с детства лишь одна цель, и эта цель- сама жизнь?! Безродным не о чем мечтать, ведь их мечты не осуществляются. И от того мы просто упрямо стараемся выжить… Потому что, это единственное, что мы можем. Подумайте, сколько раз в приюте я могла лишиться смысла открывать по утрам глаза? Не только я, каждая сирота, которая даже человеком не считается в понимании высшего света. Но, мы не хотим умирать! Пытаемся понравиться покупателю, остаёмся безвольными куклами в угоду богатых господ, играем роль преданных зверушек. И делаем это так старательно, что Господа, в итоге, попросту забыли, что мы, на самом деле, тоже люди! С теми же чувствами, с той же душой, с сердцем, которое бьётся… И Канарейка будет хранить это биение, даже если никому не будет с этого выгоды. Даже если вы больше не будете в нем нуждаться. Ведь это единственное, что я делаю не для Вас, а для себя! Одиннадцатая тоже хотела жить. Так же грезила надеждой, что ей позволят дышать. И она, семнадцатилетняя девочка, чью жизнь отняли, не осознавая ее важности, не простила бы меня, отними я нечто столь значимое у себя сама! Поэтому, поверьте, безродная ни за что не сделает той глупости, которой вы так опасаетесь.
Значит, она умеет и это… Не петь, а просто говорить те вещи, о которых не задумывался раньше, но, осознав их, не сможешь оставаться равнодушным… Каждое слово резало сердце непоколебимого, жестокого Зверя. Я смотрел на Канарейку, и думал… Она, эта Одиннадцатая, все, кто не имеет родителей и знатной фамилии- лишь товар. Но, так ли это? Тот надрыв, те эмоции, что напитали собою ее речь- на них игрушки не способны! Лишь личность, не желающая быть никем, способна чувствовать такое.
— Понял…Пожалуйста, позови меня, если что-нибудь понадобится. Я не буду тебя торопить.
Поднялся и прошел, ошеломленный её пламенной волей, к выходу. Обернулся напоследок, прошелся взглядом по маленькой, хрупкой, словно хрустальной, малышке, лишенной физической силы, но обладающей силой духовной. Наверное, такой она мне нравится ещё больше. Теперь мне кажется, что она бывает сильнее, чем я. Ведь говорить искренне- тоже способен не каждый. А Зверь так и не смог признаться, что, на самом деле, больше всего на свете, он желал лишь одного. Всецело обладать безродной Канарейкой… И это желание настолько же сильное, как её желание жить.
Безымянная
Канарейка
— Эй, Одиннадцатая, смотри, мне привезли новую тетрадь для нот!
— Здорово! Сыграешь мне?
— Ты хочешь, чтобы нас опять завалили работой, как в прошлый раз? Хозяин запрещает подходить к пианино, когда он не присутствует лично…
— Да мы не на долго! Хочу послушать, что там за новые мелодии! Пошли!
Своей маленькой, мозолистой ладошкой крепко сжала меня за руку и потащила в сторону гостиной, где и располагался инструмент. Я открыла переплет и зашлась перебирать клавиши, высвобождая милую, детскую музыкальную нотацию со страниц исписанной бумаги. Настолько умело, насколько способна семилетняя девочка после шести месяцев усердных занятий.
— Красиво! Может, споешь? — восторженно наблюдая за старательным исполнением, пролепетала воодушевленно Одиннадцатая.
— Можно, но я не знаю куплетов, подходящих под эту мелодию…
— Ну, давай придумаем!
Две девочки радостно захлопали в ладоши, заинтересовавшись новым планом действий. Я зажала нужную комбинацию, возвращаясь к первому аккорду. Так сказать, для вдохновения…
— Хм, а если так… — подруге в голову пришли строки, которыми она поспешила со мной поделиться
Две птички сидели по клеткам,
Одна другой прошептала:…
Ну, подпевай, Канарейка! Я все сама не придумаю!
— Хорошо, дай сосредоточиться! А, вот:
Вот прыгать бы с ветки на ветку
Свободным, ни много- ни мало…
Подруга довольно хихикнула, оценив плод нашего совместного творчества, и подхватила звонким голоском:
Такое простое желание,
Далёкое, словно полёт
И здесь моя тональность сменилась, подчёркивая скрытую грусть строк двух безвольных сирот
Две птички в оковах Хозяина,
И крылышко сталь не сорвёт…
Убрала пальчики с клавиш, поджала под себя ноги, шмыгнула носом и проморгала слёзы…
— Эй, Канарейка, ты чего?
— Ничего! Не хочу больше играть…
— А зря! Знаешь, у тебя ведь здорово получается… Лучше, играй и пой каждый раз, как почувствуешь себя плохо. Так ты сможешь и сама отвлечься, и других порадовать!
Я внимательно осмотрела девочку, ставшую мне за два года почти сестрой. Всё же, она удивительна! Никогда не падает духом, как бы жизнь её не била. Даже сейчас, улыбается, подбадривает меня, хоть её положение ещё менее завидное… Заставляю себя улыбнуться ей в ответ. Не стоит раскисать, так и Одиннадцатая огорчиться.
— Ну вот, так-то лучше! Не переживай, я буду рядом, и поддержу тебя, что бы ни случилось…
— Правда?
— Обещаю…
… Будешь рядом? Всегда?… Тишина, никто не отвечает… Одиннадцатая! Ты здесь? Одиннадцатая!!!.. Вскочила с кровати, часто, надрывно задышала. Вокруг темень, провела вокруг рукой. Шелковая простынь, мягкий матрас… Нет, я не в приюте. Точно, я давно уже не там. Коснулась лба, мокрый… Да, после ее смерти ночные кошмары и отчётливые воспоминания из прошлого- самое лёгкое, чем я могла отделаться! Её больше не будет рядом… Никогда…
Не сразу осознала, пока приходила в себя. Рядом дремал Господин… Мирно сложил руку мне на талию и уткнулся носом в разбросанные по подушке волосы. От неожиданности дернулась, и, видимо, этим потревожила чуткий сон… Он потянулся и, явно не без труда, приоткрыл уставшие веки.
— Канарейка… Ты проснулась? Снова кошмар?
— А как вы…
— Извини, я обещал тебе уединение. Но, ты кричала во сне, и вот… Я решил, что лучше побуду рядом. Как самочувствие?
Он сонный. Под глазами синяки, видимо, поспать ему пришлось совсем не долго. На часах четыре часа… Получается, всё это время он был со мной, потому что переживал? Глаза вновь стали влажными, от переполнивших меня эмоций. Провела по ним внутренней стороной ладони, без капли изящества, как маленькая девочка, на которую в одночасье свалилось слишком многое. Как ребенок, открывший свое сердце. Второй рукой обхватила его пальцы, которыми он нежно поглаживал меня все это время. Какие же большие у него кисти, какие широкие плечи, твердое тело… Как я хочу сейчас, хоть не на долго, спрятаться за этим мужчиной от всего мира… Забыться в его объятиях… Посмотрела в его обеспокоенные, небесно- красивые, глубокие глаза. Они показались мне неожиданно добрыми. И я снова пошла на поводу у своих желаний.
— Спасибо, что пришли! — прильнула к его жаркому телу, обхватила руками, прижалась. В поисках тепла, отрады, покоя и утешения. В поисках защиты и любви… — Спасибо! Я не хочу находиться одна!
Он нежно ответил на мои неуклюжие касания уверенным, но нежным захватом. Обвил руками всю меня, напомнив, какая я маленькая и хрупкая, когда рядом этот человек. Притянул так близко, что наши тела смотрелись неотъемлемой частью друг- друга.
