Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Ксюша засуетилась надо мной, когда увидела, что я проснулся. А когда она заметила, как Череп начал возиться с аппаратом искусственной вентиляции легких, то набросилась на него. Череп выглядел ошеломленным и даже отступил от нее на шаг, подняв руки вверх. Она никогда не разговаривала с ним громче, чем шепотом, и то, что она сейчас повысила голос, ошеломило нас всех.
Ей было тяжело. Я это видел. Она пыталась быть сильной ради меня, но я видел, что она была на пределе.
Я сделал это с ней. Я взвалил на нее свою ношу. Свою боль. Свое горе.
И теперь она была готова на все, чтобы спасти меня от самого себя.
Даже если это истощит все ее силы.
*****
Я шумно втянул воздух, открыв глаза. В тот же миг, когда я это сделал, в глаза ударил свет и я сорвал с лица маску.
Блять. Еще один кошмар.
Дрожа всем телом, я потянулся за стаканом воды, стоявшим на прикроватной тумбе. Чужая рука добралась до него быстрее меня и я поднял глаза. Мой отец стоял рядом с кроватью и держал в руках стакан воды. Он наклонился, чтобы помочь мне сесть и протянул стакан. Мои руки дрожали, пока я жадно глотал воду.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил отец, забирая у меня стакан и возвращая его на место.
Я уставился на него. Его не было рядом, когда я проснулся утром, и, когда мой взгляд метнулся к часам на стене, я увидел, что была уже почти полночь. Затем я снова перевел взгляд на отца.
В его глазах плескалась боль при виде меня. Он сидел ссутулившись от усталости. В детстве я восхищался им и уважал его, потому что он казался мне непобедимым и сильным. Его ничто не могло сломить.
И все же он был здесь. Сломанный и разбитый.
Мне стало интересно, выглядел ли он так же, когда услышал новость о смерти жены. Я опустил взгляд на свои все еще дрожащие руки и спрятал их под одеяло. Потому что для меня самым опустошающим и худшим моментом в жизни стал тот момент, когда я держал этими самыми руками избитое, истекающее кровью тело своей матери.
Когда мне удалось выбраться из гардеробной после нескольких минут жуткой, пугающей тишины, я со всех ног побежал туда, где находилась мама. Первое, что я увидел — это кровь. Очень много крови.
Затем я увидел свою мать.
— Мамочка, — закричал я, опускаясь на колени рядом с ее телом. — Мамочка!
Она открыла глаза. Из уголка ее рта потекла кровь, когда она посмотрела на меня и вымученно улыбнулась.
— Леша… — она закашлялась кровью.
— Помогите! — закричал я. — Кто-нибудь, помогите!
— Леша, сыночек…
— С тобой все будет хорошо, мамочка, — заверял я ее. — С тобой все будет хорошо.
— Я люблю тебя, малыш, — прошептала она. — Никогда не забывай, что мама тебя очень любит.
— Пожалуйста, не говори так! — всхлипывал я, вытирая кровь с ее губ. — Пожалуйста!
— Я… я не хочу тебя бросать. Прости, но я… не думаю, что я смогу остаться с тобой. Прости, что я не смогу увидеть, как ты растешь, — она начала болезненно всхлипывать и я положил ее голову к себе на колени. — Прости меня, сыночек.
— Кто-нибудь, помогите! — кричал я, прижимая ее к себе. — Помогите!
— Прости своего папу, ладно? — она попыталась улыбнуться мне. — Он… он не хотел нас бросать.
— Мама… Мамочка, нет.
— Я люблю тебя, Сережа, — по ее щеке скатилась слеза, а глаза остекленели. — Я лю… люблю тебя.
— Мамочка! — она становилась все холоднее в моих руках, отчего я запаниковал и громче закричал: — Помогите! Помогите нам!
Мама сделала прерывистый вдох, а затем прошептала:
— Живи, Леша.
А потом ее не стало. И я мог только кричать, срывая голос и обнимая ее обмякшее тело.
— Леш? — тихо позвал меня отец, выводя из транса.
Я вскинул голову и посмотрел на него.
— Что? — резко спросил я.
Отец опустил взгляд и тяжело вздохнул.
— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил он поникшим голосом.
Только когда эти слова прозвучали из уст отца, я понял, что это именно я окончательно сломил его.
Жар прилил к моему лицу, затем к груди. Я сделал глубокий вдох, но давление в груди все продолжало нарастать. Я пытался сдержаться. Но стресс, боль, эмоции, копившиеся последние недели, стали невыносимыми.
Я сломал его. Он сломал своего отца.
Я прижал руки к лицу и согнулся пополам. Затем я окончательно потерял самообладание и разрыдался.
Отец не был виноват в смерти матери.
Это была моя вина.
В тот вечер мы должны были отправиться к бабушке праздновать у нее Новый год, но я сильно заболел. Если бы я не заболел, вор, вломившийся в наш дом, забрал бы только наши вещи, а не жизнь моей матери.
Я не должен был прятаться. Я должен был защитить ее. Я мог найти выход. Я не должен был сидеть и позволять этому гребаному маньяку расправляться с моей матерью.
Я почувствовал, как отцовские руки сомкнулись вокруг меня, и еще один всхлип вырвался из моей груди, когда я тихо заплакал, уткнувшись в его рубашку.
— Леша, — прошептал отец срывающимся голосом. — Сынок.
— Я не смог защитить ее, — пробормотал я. — Я не смог защитить маму.
— Не думай больше об этом, сынок.
— Я не должен был винить тебя. Он обманул нас. Обманул нас всех. Но он был прав. Я позволил маме умереть.
— Нет, — прошептал он, сильнее сжав меня. — Леша, ты не позволил маме умереть. Это не твоя вина. Забудь все, что тебе сказал этот ублюдок! Не позволяй ему травить свою жить!
— Ты можешь меня простить? — спросил я, вглядываясь в суровое, сердитое лицо отца. — Ты можешь меня простить?
На лице отца промелькнула тень боли и я почувствовал, как его пронзила новая вспышка.
— Прощать нечего, — прошептал он. — Это моя вина, что все это случилось. Прости меня, сынок. Прости, что я ушел. Прости, что заставил тебя пройти через все это. Теперь я здесь. Я больше никогда тебя не брошу. Пожалуйста… пожалуйста, прости меня.
Мать просила, чтобы я простил его. Она верила, что он вернется. Уже не ради нее. Но ради меня.
Я подвел ее. Да, я жил, но был живым трупом, собственной тенью. Я пытался жить нормально, но у меня не получалось. Я не хотел. Как я мог хотеть жить, когда она умерла по моей вине? Я даже решил обвинить в ее смерти своего отца.
Винил и ненавидел его.
