Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Высадив меня у моего дома, Сергей Владимирович сказал, что мы увидимся завтра в больнице, чтобы навестить Лешу. Затем он уехал, а я стала подниматься в квартиру, с нарастающим внутри гневом на этого незнакомому мне дядю Леши.
Была и его вина в том, что Леша так страдал.
Я открыла дверь в квартиру и едва успела переступить порог, как столкнулась с громадной фигурой отца. Я попятилась назад и остановилась, увидев гнев на его лице.
— Где ты была?! — прорычал он.
Я молча наблюдала, как в коридор вышла мама, со смесью гнева и беспокойства на лице.
— Ты оставила квартиру открытой! Ты оставила свой телефон! — продолжил папа, повышая голос с каждым словом. — Ты оставила свою сумку! Ты хоть представляешь, как мы волновались?! И ты вышла на улицу в такой одежде?!
— Леша в больнице, — пробормотала я в свое оправдание.
Папа захлопнул рот и гнев улетучился мигом с его лица.
— Что?
— Леша в больнице, — повторила я.
И тут же разрыдалась.
32.3. Тяжесть прощения
POV Леша
— Это ты виноват!
Я почувствовал, как скула рассеклась, когда дядя ударил меня кулаком по лицу.
— Это ты виноват в том, что она умерла! — прорычал он и снова ударил меня.
Я рухнул на пол и почувствовал, как дядя дважды ударил меня ногой по спине.
— Это был мой шанс! Это был мой шанс наконец-то быть с ней! Я наконец-то избавился от своего проклятого брата, но ты, мать твою, — еще один удар обрушился на меня, разлив во рту неприятный металлический привкус, — ты, никчемный ублюдок, позволил ей умереть!
— Хватит! — взмолился я сквозь алую дымку боли. — Пожалуйста, хватит!
Меня снова ударили по лицу, потом еще один удар обрушился на мой живот.
— Папа, прекрати!
Побои прекратились. Меня дернули за волосы, заставив подняться на ноги, и я вздрогнул, когда искаженное ненавистью лицо дяди приблизилось к моему.
— Как… как ты меня назвал? — спросил он.
— Я… я слышал… — всхлипнул я. — Что… что папа ушел, потому что ты — мой настоящий папа.
Он зло засмеялся, и от этого звука у меня застыла кровь в жилах. Затем дядя ударил меня коленом в живот и снова повалил на пол, злобно прорычав:
— Я, блять, солгал!
*****
Я распахнул глаза и судорожно втянул воздух. Мои глаза лихорадочно забегали по сторонам. Когда я увидел, что находился не в подвале своего дяди, а в больничной палате, то расслабился и откинул голову обратно на подушку.
Блять.
Я глубоко вдохнул через кислородную маску на лице.
Бля-я-ять…
Я крепко зажмурился и сделал еще один вдох.
Я снова был в больнице. Должно быть, у меня случился еще один приступ. И, видимо, серьезный, раз я остался здесь.
Уставившись в потолок, я стал перебирать воспоминания. Я уже собирался поднять руку, чтобы снять маску, но с запозданием осознал, что ее окутывало тепло. Я повернул голову и увидел Ксюшу, спящую у моей кровати и накрывшую мою руку своей.
Мои глаза расширились.
Что она здесь делает?
А затем я вспомнил.
Я пришел к ней домой, рассказал об изнасиловании моей матери, а потом у меня случился приступ и я упал в обморок прямо в ее прихожей.
Блять, я, должно быть, сильно напугал ее.
Она начала шевелиться и я наблюдал, как она медленно пробуждалась и поднимала голову. Она сонно моргнула и зевнула. А встретившись со мной взглядом, она импульсивно улыбнулась с моментально нахлынувшими на глаза слезами.
— Привет, — хрипло пробормотал я из-под маски.
— Привет, — тихо сказала она, счастливо улыбнувшись.
— Как долго я здесь?
— Уже два дня.
Ее губы задрожали и она прикусила нижнюю губу. Она пыталась сдержать слезы и как же больно мне было видеть это.
— Прости, что тебе пришлось это увидеть, — пробормотал я.
— Не думай об этом, Леш, — она сжала мою руку. — Просто поправляйся, хорошо?
Я хотел попытаться ради нее.
Я смотрел, как она вытирала слезы, которые не могла сдержать, и слушал, как она тихо всхлипывала. Она наклонилась, чтобы поцеловать меня, но потом отстранилась улыбнувшись.
К черту все, я хотел попробовать еще раз ради нее.
Она подарила мне счастье. Она заставила меня снова научиться улыбаться. Снова смеяться. Чувствовать.
Она дала мне надежду.
Но я просто растратил ее впустую. Кажется, я был безнадежен.
В этот момент в палату вошла медсестра. Увидев, что я очнулся, она позвала врача и выпроводила Ксюшу из палаты. Ксюша не хотела оставлять меня, но врач заверил ее, что это не займет много времени, и она все-таки вышла.
Врач и медсестры начали меня осматривать, но я не замечал ни их самих, ни их манипуляций. Они собирались делать все то же самое и говорить все то же самое, что и во все предыдущие разы.
Психиатр диагностировал у меня посттравматическое стрессовое расстройство, когда я не мог спокойно спать по ночам, крича и плача по матери. После похорон мамы я некоторое время жил у бабушки, которая заставила меня пройти курс терапии.
Поначалу я не понимал, что это было такое.
Было ли то, что я испытывал, — болью и опустошением?
Может, я был болен? Или я умирал?
Мне нравилась мысль о смерти. Потому что в этом случае я мог бы воссоединиться с мамой. Но врачам эта идея не нравилась. Поэтому они говорили со мной. Много говорили. Пытались заставить меня рассказать о своих чувствах. Пытались заставить меня открыться. Как будто они могли понять меня. Как будто они могли понять, каково это.
Они смогли лишь приглушить мою боль. Но не заставить ее полностью исчезнуть. Они не могли меня вылечить.
Они не могли избавить меня от кошмаров. Они не могли остановить навязчивые воспоминания. И чем больше они пытались, тем глубже я погружался в отчаяние и разрушение.
Бабушке надоело заботиться обо мне, поэтому, когда кое-кто ей предложил отдать меня, она с радостью отказалась от опеки. Этот кое-кто забрал меня от всей этой бесполезной чепухи. Но этот кое-кто и также сделал мне хуже, разрушив меня до основания…
Когда наступил обед, приперлись мои друзья. Благо они не прибежали ко мне в слезах. Но они были безумно громкими и раздражающими. Зато я был благодарен им за то, что они не спрашивали меня, что случилось. Они просто вели себя так, будто ничего не произошло.
Я ненадолго уснул, а когда проснулся, то увидел, что Даня пытался очаровать медсестру приятной беседой, Череп ковырялся в аппаратах рядом с моей кроватью, а Влад просто сидел на диване и