Энн Риверс Сиддонс - Королевский дуб

— Думаю, это называется недостаток эмоций, — однажды сказала Тиш, зайдя в гости с пучком буйно цветущих цинний и с приглашением на ужин. Я приняла цветы и отказалась от приглашения.

— Я просто не могу заставить ее пойти на ужин, Тиш, — уныло проговорила я. — Это состояние летаргии подобно зыбучим пескам. Мне кажется, что она не может двигаться. Я просто не в состоянии каждый раз выдерживать сражение, когда хочу отвести ее куда-то. Легче остаться дома.

— Легче для кого? — Тиш пристально посмотрела на меня. — Ты выглядишь так, будто месяцами сидела в подземной тюрьме. Будто только что вышла из Аушвица. Ты смотрелась в зеркало последнее время? Ты понимаешь, что сейчас такая худая, какой я не видела тебя никогда? То есть когда я вообще тебя видела. Послушай, Энди, я не собираюсь распространяться по этому поводу, но даже дураку ясно, что дело, связанное с Томом, убивает вас обеих. Мы с Чарли совершенно растерялись и не знаем, что сделать и как тебе помочь. Я не осуждаю тебя. Том действовал как сумасшедший, сбежавший из больницы. Я не могу понять, что в него такое вселилось, но в глубине души я знаю, что Том Дэбни не сошел с ума. Ты тоже должна знать об этом. Именно ты. И не думаю, что ты не придаешь ни малейшего значения тому, говорят ли о нем люди, так ведь? Может быть, подобное отдаление от Тома, нежелание видеться с ним — не тот путь, по которому следует пойти? Может быть, если бы ты вернулась к нему или по крайней мере съездила посмотреть, что с ним происходит, было бы лучше и для тебя самой?

— Нет, — ответила я, и что-то в моем голосе вынудило Тиш прекратить этот разговор.

— Что ж, может быть, когда-нибудь ты расскажешь мне, что случилось на самом деле, — произнесла она тихим, обеспокоенным голосом. — А до тех пор я не буду цепляться к тебе. Но я буду беспокоиться. И я не могу молчать по поводу Хилари. Я люблю ее, как свою дочь. Тебе придется попросту выставить меня вон, если не хочешь, чтобы я пилила тебя из-за девочки. Ты будешь вынуждена искать какое-то средство, чтобы помочь ей. Ты должна отвезти ее к хорошему психиатру. В Уэйкроссе есть один новый врач. Я слышала, он чудесно обращается с детьми.

— Мы были у него в прошлый четверг. Его зовут Харпер. Фрик Харпер. Он хочет, чтобы его пациенты называли его просто Фрик. Не знаю, как Хилари, а мне он понравился. Но, по крайней мере, она пошла и разговаривала с ним, а это больше, чем она позволяет себе со мной. Не знаю, о чем они беседовали, но Фрик, кажется, думает, что девочка постепенно вернется в нормальное состояние. Он лечит ее новым антидепрессантом, имеющим мало побочных эффектов. Врач сказал, что, когда лекарство начнет действовать — а это произойдет где-то через три недели, — состояние Хил начнет улучшаться. Он говорил, что для травм, полученных Хилари в прошлом году, безмолвное лечение применяется довольно часто, заявил, что ее поведение в отношении воды вполне понятно, а то, что она пишет, является хорошим терапевтическим средством. Пусть занимается этим столько, сколько хочет, говорит старик Фрик, это один из методов который он предлагает в случаях депрессии.

— Ты рассказала ему все? — осторожно спросила Тиш. — Ты рассказала ему, в каком состоянии сейчас находится Том, что он говорит и делает?

„Не все, — ответила я самой себе. — Ничего о дикой естественной жизни, экстазе, жертвоприношении и танцах в обнаженном виде. Ничего о стрелах, выпущенных в окровавленных поросят, ничего о воде, которая горит и убивает. Нет, Тиш. Не все".

— Я рассказала ему о Томе, — вслух произнесла я. — Врач сказал, что это очень тяжело для ребенка, который уже однажды был оторван от какой бы то ни было стабильности, тяжело видеть… поведение, отклоняющееся от нормы, — кажется, такой термин он использовал, — видеть это в том человеке, которому она наконец-то научилась доверять. Самое важное теперь — стабильность и поной. Фрик допускает, что Хилари не стоит находиться в обществе Тома. Он заявил, что это будет фактически катастрофой. Это его слова.

— Ну что ж, он врач, — с сомнением произнесла Тиш. — Но все же я не думаю, что Том ненормальный. И ничто не может убедить меня, что он опасен.

— Тиш, но Том был в тюрьме, — возразила я. — Он выступает по телевидению как помешанный. Он почти сбил с ног Френсиса Милликэна.

„Но я видела, как горела вода, я видела", — крутилось в моем мозгу.

— Сбить с ног Френсиса Милликэна означает быть сумасшедшим? — усмехнулась Тиш. — Послушай, я знаю, что Том поступает как ненормальный человек, но я не считаю, что он таков на самом деле. Я знаю, как ты и Хилари относились к нему до недавнего времени. И я вижу, как относитесь теперь… О'кей. Я закончила. Я уже за дверью. Но, Энди, если Чарли и я можем помочь…

— Знаю. — Я почувствовала, как комок подступает к горлу. — Я люблю тебя, Тиш.

Подойдя к подруге, я крепко обняла ее, она ответила тем же, а затем вышла, захлопнув дверь в пылающий день.

Я пошла в комнату Хил. Девочка спала на смятой постели, телевизор тихо и бездумно повизгивал, тетрадь лежала раскрытой на покрывале рядом с Хилари. В тусклом зеленом свете девочка выглядела очень хрупкой, худенькой, похожей на призрак, мне показалось, что в ней есть что-то потустороннее, что-то, что вскоре растает и исчезнет. Откуда-то в моем сознании всплыли слова: „Анна Франк".[101] Я внезапно оледенела. Я потянулась к руке дочери, чтобы прикоснуться, разбудить, но затем сдержалась. Ее дыхание было глубоким и ровным, грудная клетка спокойно поднималась и опускалась. Я посмотрела на тетрадь; страницы были испещрены сжатым мелким почерком Хилари, и я не могла прочесть написанное. Толстая тетрадь уже заканчивалась. Я тихо перевернула ее, чтобы взглянуть на обложку тетради. Промелькнуло много страниц, исписанных убористым почерком. На обложке Хилари наклонными изысканными строчками в довольно удачной попытке каллиграфии черным фломастером вывела: „Истинная история Тома Дэбни".

Я вернулась в гостиную, легла на диван и долго плакала. Именно это я лучше всего помню о том лете — бесконечные, непрекращающиеся слезы. Слезы, не утолявшие печаль и не облегчавшие боль.

Инженер, которого обещал отыскать Клэй Дэбни, появился на следующей неделе точно в назначенный срок.

— Я познакомилась с ним в Гостинице, — с удовольствием объявила мне Тиш. — Его зовут Тим Форд, это большой костлявый рыжий парень из Теннесси, он тянет слова так же, как и все горцы, а его плечи не поместились бы, наверно, в моей ванной комнате. Он был в грязных джинсах, доверху зашнурованных ботинках на грубой подошве, а на поясе висела логарифмическая линейка. Подобного я не видела с колледжа. Я думала, что теперь инженеры используют компьютеры. У него кривые нос и улыбка, и вообще он похож на Гэри Купера, помнишь, в фильме „Источник"? Я почти уже заполучила его, хотела притащить прямо сюда, чтобы провести с тобой сеанс терапии. Такой жеребец! Но потом подумала, что жалко его тратить на тебя, потому что ты все равно скрываешься за паранджой. Поэтому решила, что он сможет немножко заняться терапией со мной самой. А потом он вдруг что-то сказал по поводу жены в Обурне — маленькой дамочке по имени Эрлин, — и я отстала. Я не собираюсь состязаться с Эрлин.