Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)
И тянула сердце какая-то добрая и нежная грусть, наполняла до краев и выплескивалась новыми и новыми шагами.
И уже казалось неважным, что занесло ее снова в этот волшебный город, и почему она здесь, и как скоро уедет, да и уедет ли вообще… Важным было только это всеобъемлющее тепло и, пожалуй, наверное счастье.
– Женька! – Отзываясь эхом, раздался сзади чей-то крик, и как много в нем было веры, и неверия. Отчаяния и надежды на чудо.
Как много мгновений нужно, чтобы обернуться и найти ее глазами. Как много секунд потребуется чтобы сделать всего лишь несколько шагов. Секунд, сливающихся в одно чувство, в один крик, в одно счастье.
Она обняла ее так, словно не виделись целый век. Она зарывалась лицом в ее волосы, дышала осенним запахом духов, и держала, держала руками, чтобы больше никогда-никогда не отпускать.
– Как я скучала по тебе, – шептала Марина, прижимаясь сильнее и сильнее, хотя, казалось, сильнее уже просто некуда, – боже, как же я по тебе скучала, котенок…
А Женька молчала, и только губы ее шевелились возле Марининого уха в беззвучном и бесконечном "люблю".
Она гладила ее волосы, и снова зарывалась в них лицом. И плакала, кажется – поняла это, только почувствовав соль на губах. А следом за солью – ее губы.
Они целовались, стоя у фонтана, посреди золотой и чудесной питерской осени, и никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга.
– Я нашла тебя, – шептали одни губы в другие, – наконец-то я тебя нашла…
Им предстояло о многом поговорить, и не все из этих разговоров станут приятными и спокойными, и много слез еще будет выплакано, и много обвинений они выкрикнут друг другу, но сейчас им казалось, что все это совсем неважно. Важным было то, что через годы и километры боли они наконец-то сумели встретиться.
– Идем со мной, – попросила Женька, когда стало возможно разомкнуть объятия, – идем.
И они пошли – счастливые, влюбленные, держащиеся за руки и не верящие своему счастью.
Дошли до дворцовой, спустились на набережную, и там Женя сделала то, о чем чаще всего вспоминала, о чем больше всего мечтала – обняла Марину сзади, укутывая в свою куртку, зарылась лицом в волосы на ее затылке, и снова, уже который раз, беззвучно прошептала: "люблю".
Они стояли так до самого заката, и не хотели уходить. А потом, когда солнце зашло и они, счастливые до головокружения, проводили его взглядами, пришла ночь, полная новых открытий и новых чудес.
Марина за руку привела Женьку в свой дом. И целовала ее в лифте, в коридоре, в прихожей, на ходу стаскивая одежду и не давая сделать ни вдоха. Утянула в спальню, и там они, наконец, соединились – обнаженные, горячие и пьяные от любви и друг от друга.
И была нежность. Так много нежности, что от нее перехватывало дыхание и кожа покрывалась мурашками. И была страсть – сильная, яростная, оставляющая царапины на теле и восторг в душе. И было так, как было раньше. И так, как не было до этого никогда. И содрогаясь в оргазме, Марина снова – как много лет назад – сжимала бедра и кричала: "Женька! Пожалуйста… Женькааа!"
И как много лет назад, засыпая, Женя чувствовала ее руку на своем лобке и рассыпавшиеся пряди волос на плече. Только на этот раз она не сомневалась, а знала точно.
Глава 8. Питер.
Как жаль, что тебя не застал летний ливень
В июльскую ночь на Балтийском заливе
Не видела ты волшебства этих линий…
– Дождь идет.
– Ну и пусть себе идет, лишь бы нам никуда идти не надо было.
– Ты же знаешь, что мне надо.
– Знаю. Но оставшиеся минуты дай мне притвориться, что это не так.
Марина зарылась носом в Женькины волосы и покрепче обняла горячее обнаженное тело. В приоткрытое окно веяло свежим мокрым воздухом, он врывался в комнату, совершал круг почета и таял на раскаленной от желания и счастья коже. Марина боялась пошелохнуться, ей все казалось, что все происходящее – начиная от вчерашней случайной встречи у Исаакия, и заканчивая сегодняшним, полным нежности, утром – всего лишь сон, морок, навеянный вечерним бокалом коньяка или чересчур обострившимися от невыполнимости мечтами.
Женькино тело под ее руками, Женькин шепот, полуобморочные крики – все это ни капли не убеждало в реальности происходящего, а лишь делало страх проснуться еще более осязаемым и сильным.
– Как думаешь, куда мы дели мое белье? – Лениво спросила Женька, чуть приподнимая голову с подушки, и Марине вдруг стало очень весело.
Господи, в этом была вся она, вся ее родная и любимая Женька, рыцарь в сияющих доспехах, который, конечно, ни в коем случае не может употребить в постели женщины пошлое и грубое слово "трусы". Какие трусы, что вы? Белье! Ну максимум "трусики".
– Что смешного я сказала?
Она повернулась лицом к Марине и прищурилась на нее усталыми от бессонной ночи глазами.
– Ничего, – Марина зарылась лицом в подушку, чтобы скрыть новые вспышки смеха, но тут же почувствовала, как Женькины пальцы самым бессовестным образом начинают щекотать ее спину, и ягодицы, и добираются до подмышек.
– Аааййй, – взвизгнула она, вырываясь и перекатываясь на кровати, – так нечестно!
– А смеяться надо мной честно?
Теперь они катались по постели обе – хохоча, пинаясь, каждая старалась оказаться сверху.
– Я смеялась не над тобой. – Заявила проигравшая Марина, оказавшись наконец внизу. – А просто так!
– Ну конечно, – не поверила Женька, – а то я тебя не знаю…
И осеклась. Взгляд ее вдруг стал из смешливого серьезным, а руки перестали удерживать Маринины.
– Ответь, – требовательно, и даже властно сказала она, – ты же не хотела искать Леку, да?
Марина вздрогнула. Кажется, пробуждение оказалось даже ближе, чем она боялась.
– Да.
Она пристально смотрела на Женькино лицо, ища в нем следы разочарования, или злости, или ненависти, и не находила. На нее смотрели взволнованные карие глаза, теплые, но в них совершенно ничего невозможно было прочитать.
– Почему ты просто мне не сказала?
И она вздрогнула снова. Втянула в себя воздух, и ответила:
– А разве ты бы мне поверила?
Она могла бы поклясться, что видела, как в Женькиных зрачках одним махом пролетает вся их прошлая жизнь. Олег, измены, и снова измены, и снова…
– Нет, – тихо сказала Женя, – не поверила бы.
Она слезла с Марины, и принялась ходить по комнате, собирая одежду. Марина с замершим сердцем провожала ее взглядом и молилась про себя: прошу тебя, господи. Только не конец. Пусть это не будет концом. Я умоляю тебя, заклинаю всем святым, что есть в этом мире, пусть это не будет концом.
