Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)
Наконец Женька оделась, и, застегнув ремень на джинсах, присела на край кровати.
Марина замерла в ожидании.
– Я приглашаю тебя на свидание, – сквозь шум в ушах услышала она, и не поверила собственным ушам.
– Что?
– Я приглашаю тебя на свидание, – терпеливо повторила Женька и улыбнулась, – завтра. В семь. Согласна?
Слезы рывком кинулись из груди к глазам, и лишь неимоверным усилием удалось не дать им пролиться. Марина кивнула, боясь, что если скажет хоть слово – точно заплачет.
– Значит, встречаемся у фонтана перед Казанским в семь, – сказала Женька и, взяв Маринину ладонь в свои, коснулась ее губами.
На секунду Марине показалось, что она все видит, и все понимает.
А еще через секунду она ушла, и рыдания вырвались на свободу.
***Машину бросили на стоянке у аэропорта в Ростове. Всю дорогу – а ехать пришлось около двух часов – Инна молчала, а Лиза делала вид, что спит, отвернувшись к окну и прикрыв глаза. Ей было очень стыдно, до такой степени, что при одной мысли о том, что однажды им все же придется поговорить, щеки наливались краснотой, а губы – дрожью.
То, что делала сейчас Инна, было неожиданно и… Странно. Разбудила ни свет ни заря, велела собирать вещи, и тут же уехала за билетами. Вернувшись, быстро выпила кофе и тут же понесла сумки в машину. И все это молча, ничего не объясняя.
Несколько раз за время пути в Лизиной сумке пиликал телефон, но она боялась вынуть его и посмотреть. Только в аэропорту, украдкой, пока Инна отошла за кофе, вынула и посмотрела.
Пять смс. Все от от Ольги.
Лиза вздохнула, и удалила все пять.
– Идем, – сказала неожиданно появившаяся за спиной Инна, – кофе нужно выпить до контроля.
И они принялись пить кофе. Не глядя друг на друга, обжигаясь глотками, уставшие и растерянные.
Выстояли очередь, прошли досмотр, и, поднявшись по ступенькам на второй этаж, присели на кресла в зале ожидания. Лизе очень хотелось взять Инну за руку, но было страшно. Она никак не могла забыть, какими жестокими были эти руки прошедшей ночью, как больно и яростно они врывались в Лизин маленький мир и возвращали к реальности.
– Ты договорилась с Лешей? – Не выдержав молчания, решилась Лиза. – Даша побудет у него?
– Да.
Инна сидела, прикрыв глаза. Черты ее лица были острыми в эти минуты, и бледность покрывала их от лба до подбородка. И первый раз за все эти безумные месяцы Лиза вдруг подумала, как тяжело ей пришлось.
– Пассажиров рейса 148-12, Ростов-Москва, просьба пройти на посадку.
И тут случилось чудо. Инна встрепенулась, повернулась к Лизе и, улыбнувшись, взяла ее руку в свою.
– Идем.
И так ласково, так тепло это прозвучало, что Лиза чуть не расплакалась от нежности к этой волшебной, чудесной, доброй, и такой родной женщине.
Как ребенок, вцепившись в ладонь, она шла следом, стараясь заглянуть в глаза и прижаться поближе. А в самолете, пристегнувшись, уже ничего не боясь, положила голову ей на плечо и задышала в шею. Задышала, чувствуя носом осенний запах духов, свежесть кожи, и бесконечное тепло, исходящее от нее.
Полет прошел быстро – только взлетели, только разнесли завтрак и кофе, как уже металлический голос командира объявил о скорой посадке. И вот уже Питер – суетливый аэропорт, багаж, такси, и пролетающая мимо, врывающаяся в окна машины, осень.
Лиза смотрела во все глаза – особенно когда выехали на центральную улицу, полную старых домов, украшенных затейливой лепниной и статуями.
– Это Невский проспект, – сказала Инна, легонько сжимая Лизину ладонь, – на нем и наша гостиница. Я расскажу тебе про него, когда пойдем гулять.
И снова стало тепло, и расхотелось о чем-либо спрашивать, и телефон, настойчиво пиликающий в сумке, уже не вызывал желания посмотреть, что там.
Гостиница – маленькая, уютная, располагалась на углу Невского и Рубинштейна. Приятный администратор выдал им ключи, сообщил, что завтрак завтра с семи до десяти, и отнес чемодан в номер. Лиза застыла на пороге, с удивлением и разочарованием глядя на кровати. Две кровати. Отдельные.
– А чего ты хотела? – Ехидно прозвучало внутри. – После всего что ты сделала…
Она вздохнула и ничего не сказала. Принялась распаковывать вещи, развешивая их на вешалки в большом дубовом шкафу и косясь на Инну, которая достала из сумки карту, и, разложив ее на кровати, начала планировать маршрут.
– Пройдем по Невскому до Фонтанки, оттуда вдоль нее – до Мойки, дальше Марсово поле и по набережной к Эрмитажу…
Вдруг она замолчала. Лиза обернулась, глядя на нее, и удивилась – подумав о чем-то мгновение, Инна смяла карту в неаккуратный ком и весело посмотрела на Лизу:
– А впрочем, к черту! Куда захочется – туда и пойдем, верно?
И они пошли. До одури гуляли по Питеру, рассматривая старые дома, сворачивая в переулки и радуясь, когда удавалось случайно выйти к набережной. У коней Клодта вдруг не сговариваясь шагнули к пристани и сели на речной трамвайчик, кутаясь в пледы и вдыхая неповторимый речной воздух.
Вечером забрели в какой-то итальянский ресторан, голодные и уставшие, заказали тонну еды, и поглощали ее, улыбаясь и запивая вином.
И обе понимали, что надо, очень нужно поговорить, но так хотелось еще хотя бы ненадолго сохранить этот кусочек спокойствия, радости и, пожалуй, счастья.
Спали раздельно. Лиза долго лежала без сна, вслушиваясь в мерное дыхание Инны, и в душе ее зрело решение. Такое, от которого сердце сжималось в маленький кулачок и тарахтело как заведенное. Такое, от которого покрывались потом ладони и сжимали в бессилии подушку. Такое… Наверное, просто правильное.
И на третий день, когда они вышли из театра, и остановились перед ним, подняв головы вверх, Лиза взяла Инну за руки и, сжавшись в комок, заглянула ей в глаза.
Стояла молча, собираясь с духом, и никак не могла собраться.
– Инка, – наконец, выдавила она, – родная моя…
И заплакала, не в силах сдерживать рвущиеся наружу слезы. Смотрела на Инну, видела, как дрожат ее губы, как ходят туда-сюда напряженные скулы, как сужаются и расширяются зрачки.
– Я должна, – снова попыталась Лиза, и снова дрогнул голос, срываясь. Но она втянула в себя воздух и неимоверным усилием закончила. – Должна тебя отпустить.
Инна молчала. Ее грудь под плащом поднималась и опускалась вниз, а руки, которые крепко держала Лиза, стали вдруг очень холодными.
– Я очень… Очень. Но я чувствую, что должна.
И через мгновение оказалась в крепких объятиях – теплых, родных, и, наверное, последних. Они вжимались друг в друга, плача, и скрывая собственные слезы. Лиза гладила ладонью Иннину шею, и волосы, и плечи, и сердце ее разрывалось на миллион маленьких осколков.