Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Я довел ее до слез. Я причинил ей боль. Снова.
Неужели она не понимала, что без меня ей будет лучше?
Неужели она не видела, что этот ад из раза в раз заставлял ее плакать?
Когда я подъехал к дому, то резко затормозил и со всей силы ударил кулаками по рулю.
Я был в ярости. Злился на себя. На весь мир. Злился на отца, потому что тот ушел. Злился на обстоятельства, которые отняли у меня мать. Злился на то, что не мог не причинять боль людям, которые заботились обо мне, потому что боялся…
Боялся, что они бросят меня первыми…
31.4. Разговор отца и сына
— Леша, проснись!
Чья-то рука схватила меня за голое плечо и затрясла меня.
— Проснись, Леша! Тебе снится кошмар.
Тряска усилилась, стала более настойчивой, и мне пришлось с трудом открыть глаза. Отец сидел на краю моей кровати, держа руку на моем плече. В комнате было темно, но я все равно смог прочитать беспокойство на его лице. Я сел на постели, вырвавшись из хватки отца, и стал оглядываться по сторонам.
Реальность обрушилась на меня после еще одного жуткого кошмара.
Но на этот раз, в очередном кошмаре, на полу в крови лежала Ксюша, а не моя мать.
— Блять, — прохрипел я, поднося руки к лицу и протирая глаза ладонями.
— Леша, ты что, не принимаешь свои лекарства?
— Я их выбросил, — пробормотал я.
— Хватит от них избавляться, Леша, — отец раздраженно выдохнул. — Они могут тебе помочь.
— Не могут. Ничто не может.
— Идем, — матрас прогнулся, когда он поднялся с кровати. — Я приготовил ужин. Давай поедим.
Не дожидаясь моего ответа, он направился к двери и исчез за ней. Я выдохнул и убрал руки от лица. Некоторое время я смотрел в темноту. Кошмар медленно выветривался из моей головы, но я никак не мог забыть кровь. Кровь Ксюши.
Блять!
Я встал, натянул белую футболку, серые спортивные штаны и последовал за отцом на кухню. Стол был уже накрыт, еда готова, но я не торопился сесть, некоторое время парализуя стол взглядом.
Отец уже занял свое место и ждал, когда я сяду на стул напротив него. Я все еще не мог привыкнуть к тому, что разделял с ним ужин, продолжая ненавидеть его до глубины души. Но сегодня я был слишком уставшим, чтобы ненавидеть его, поэтому, вздохнув, я сел и взялся за вилку.
— Вот, — сказал отец через некоторое время и я перевел взгляд на него. Он подтолкнул в мою сторону пластиковую банку. — Держи.
Я прищурился, смотря на знакомую этикетку таблеток, которые мне уже осточертели.
— Где ты их взял?
— Припрятал, на случай, если тебе будет трудно.
Я насмешливо хмыкнул.
— Трудно…
— Да, трудно, — отец подбородком указал на банку в моих руках. — Выпей.
Я закатил глаза и откинулся на спинку стула.
— Я не встану из-за стола, пока ты не примешь лекарство, — твердо сказал отец. — И ты тоже.
Разозлившись, я швырнул банку со стола. Пластик хрустнул, не выдержав столкновения с кухней, и таблетки покатились по полу. Отец на мою выходку лишь разочарованно покачал головой.
— Перестань вести себя как мальчишка, Леша.
Я ухмыльнулся.
— У меня не было возможности быть мальчишкой, когда я был маленьким, потому что ты уехал и мне пришлось быстро повзрослеть. Думаю, я имею право узнать, какого это им быть, хотя и с некоторым опозданием.
Отец наклонился вперед, сцепив руки вместе и прожег меня своим тяжелым взглядом.
— Я знаю, что виноват перед тобой, Леша. Я причинил тебе боль. Я причинил боль Маше. И если бы я только мог повернуть время вспять…
Да пошел он… Мне не сдалось его сожаление. Я отодвинул стул и встал, но и отец тоже поднялся на ноги, став в мгновение ока мрачнее тучи.
— Сядь, — приказал он. — Ты должен это услышать. Пришло время нам наконец поговорить об этом. Если ты будешь держать все в себе, то тебе будет только хуже. Ты так никогда не исцелишься.
— Я не хочу слышать ничего из того, что ты хочешь мне сказать! — взорвался я от ярости, прорвавшейся наружу. — Ужин окончен. Убирайся!
— Я пытался забыть ее, — продолжил отец, словно не слышал, что я сказал. — Пытался забыть тебя. Пытался жить дальше. Пытался погрузиться в работу, но не смог. Леша, я не мог. Я так скучал по вам обоим.
Тогда тебе не следовало бросать нас! Мне так и хотелось выкрикнуть это, но я сдержал внутренний порыв.
— И как раз когда я… как раз когда я решил вернуться и умолять Машу принять меня обратно… я узнал, что она уже год как мертва.
У меня перехватило дыхание и грудь запылала, когда я увидел, как на лице отца отразилась скорбь и раскаяние. Я почувствовал, как кислота стала проникать прямо в мои вены. Почувствовал слабость и упал на стул, закрыв глаза.
Он хотел вернуться.
Отец хотел к нам вернуться.
Я с трудом вдохнул, открыл глаза и посмотрел на отца. Слезы наполнили его глаза, когда он тоже опустился на стул. Я попытался вызвать в себе хоть каплю сочувствия к нему, но не смог. Не тогда, когда он не успел подоспеть вовремя, чтобы спасти мою мать и свою жену.
— Я опоздал, — из его горла вырвалось рыдание, такое громкое, что оно заполнило всю комнату. — Было слишком поздно, чтобы увидеть ее. Чтобы увидеть ее… живой.
Жжение в моей груди разгоралось все сильнее. Боль становилась все мучительнее. Дышать получалось через раз. Я стиснул зубы, когда боль усилилась. Отец продолжал сокрушенно разглагольствовать передо мной, а я с ужасом смотрел и слушал. Потому что это не мог быть мой отец. Не этот человек, страдающий от раздирающего чувства вины.
— Потом я узнал, что мой брат солгал мне. Он провел меня вокруг пальца, потому что с самого начала был влюблен в Машу. Он сходил с ума от зависти, потому что она выбрала меня, а не его. Он разрушил мою семью, потому что хотел заполучить ее. Я не должен был верить ему. Не должен был. Но я был глуп и слеп. Я совершил ужасную ошибку, поверив ему и причинив своей семье неисправимую боль. Я так боялся потерять ее, потому что она была слишком хороша для меня, что бросил ее сам, как только услышал ложь своего брата.
Он отвел взгляд в сторону, его опустошение перешло в ярость.
— Потом я узнал, что он делал, когда взял над тобой опеку.
По моей
