Анна Джейн - Северная Корона. Против ветра
– Не-а. Просто я даже не ожидала, что ты интересовался таким…
– Интересовался. Я много чем интересовался. – Никита с интересом наблюдал, как Ника с увлечением сначала макает большую кисточку в баночку с розовой краской, после смешивает ее с белой, а затем касается ею его живота. Холодная краска заставила его вздрогнуть, и Ника, заметившая это, с улыбочкой посмотрела в лицо Кларского, словно спрашивая: «А долго ли ты выдержишь?». Он, поняв это, стал лекторским тоном рассказывать ей о лотосе и его символизме в восточной культуре – наверное, сам себя пытался отвлечь от вполне естественной мысли немедленно сделать так, чтобы его тела касалась не влажная жесткая кисть, а сухие и мягкие пальцы Ники.
Он говорил, а она рисовала.
– Ух ты, а ты был бы неплохим преподом, – высунув от усердия кончик языка, сказала Карлова, выслушав лекцию Никиты. Никогда раньше она не слышала, чтобы он так долго говорил.
– Я хотел бы поступить в аспирантуру, – сказал задумчиво молодой человек. Он вполне реально оценивал свои силы и точно знал, что смог бы написать и отлично защитить кандидатскую. И точно смог бы преподавать в университете.
– Вдруг ты однажды поступишь? – спросила его лукаво Ника. – Станешь преподавать… Представляю, каким спросом ты будешь пользоваться у девчонок-студенток! Если бы у меня был такой препод, я бы с ума сошла. И не только бы я одна. Люблю серьезных грозных мужчин, – прошептала Ника Никите на ухо.
– Если бы ты была моей студенткой, то ничего бы ты у меня не сдала, – обрадовал он ее.
– Потому что бы я тебе очень нравилась, и ты бы привлекал мое внимание к себе, занижая оценки и постоянно повышая на меня голос и ехидничая? – кокетливо спросила художница, смешивая новые краски. Ник был совершенно прав, когда решил, что творчество спасет ее от плохих мыслей.
– Нет, – покачал головой Кларский. – Отнюдь.
– А почему тогда?
– Потому что у меня без проблем сдавали бы только прилежные студенты, выполняющие все работы в нужный срок, – усмехнулся он. – А ты ведь не входила в ряды.
– В ряды ботаников? – перебила его Ника, даже оскорбившись. – Нет!
– Я так и знал, что ты была разгильдяйкой, – довольным голосом сообщил Кларский.
– Сам ты разгильдяй, – Ника продолжала рисовать на его животе, и парню все нестерпимее хотелось, чтобы они перешли к чему-то другому, более интимному, чем импровизированный боди-арт. – Зато я танцевала на первых курсах. В университетском танцевальном коллективе. И кое-какие экзамены мне ставили на халяву, потому что мы постоянно были заняты и часто уезжали.
– Да? – не знал такой информации парень. – И что танцевала?
– Исторические танцы, – ответила девушка. Ник отметил про себя, что недаром Ника достаточно изящна, а движения у нее плавные, но не медленные, а, наоборот, быстрые и очень приятные. Даже походка у нее такая. Неудивительно, что она занималась танцами.
– Исторические? Это те, в которые нужно переодеваться в специальные костюмы, имитирующие моду определенной эпохи? – показал свою осведомленность Никита.
– Ага, они. Между прочим, мы даже на балах специальных участвовали, – Ника не переставала водить кисточкой по телу парня, словно и не понимая, каким взглядом Кларский на нее смотрит.
– Я обожала кадрили. Это танец на восемь человек, то есть на четыре пары, хотя и на две тоже бывает, – пояснила девушка. – Особенно я любила кадриль «Летучая мышь». Такая классная атмосфера во время танцев была. Знаешь, Никит, – танец это не просто движения руками-ногами. Это иная форма общения.
– И почему же ты отказалась от такой привлекательной иной формы общения? – спросил Никита. Он танцами вообще никогда не занимался. Это было немужественно. Если уж хочешь чем-то заниматься, пусть это будет бокс или какое-нибудь восточное единоборство. А танцы – для женоподобных мальчиков, у которых много свободного времени. Так ему всегда говорили.
– Я разругалась в пух и в прах с нашей руководительницей, психанула и ушла, – честно призналась Ника. – Так, я почти дорисовала. Ты такая лапа с лотосом на животе, – она хихикнула. – Можно, я буду называть тебя няшей? Хотя ты ведь сам себя так захочешь называть, раз сладеньким себя называешь… – вспомнила она недавний их разговор.
– Что за няша? – не понял Никита, и девушка стала объяснять ему значение этого японского слова, которое все прочнее входило в словарный запас современной молодежи. После Ник, который, естественно, няшей себя называть запретил, наконец, увидел то, что изобразила на нем Карлова. Ему даже понравилось – на его животе, прямо над мышцами пресса, был нарисован бело-розовый цветок лотоса с оранжево-желтой сердцевиной, вокруг которого извивался темно-бордовый непонятный, но изящный узор, который касался его большого шрама на боку – как-то Ника нехило приложили кастетом, оставив отметину на всю жизнь.
– А ты все-таки неплохо рисуешь, – словно с сожалением сказал Кларский, оглядывая себя. – Мне нравится.
Он словно случайно задел рукой баночку с краской – ярко-оранжевой – и так же «случайно» провел вымазанными пальцами по футболке с треугольным вырезом Ники, которая в это время закручивала крышки баночек с красками с чувством выполненного долга.
– Эй! Ты что! – взвизгнула она. – Зачем?! Я из-за тебя грязная теперь!
– Так раздевайся и ты, – склонился к ней Никита. Девушка с недоумением подняла бровь.
– Зачем?
Он без слов обмакнул пальцы в другую краску и провел по груди и животу. Краски его заинтересовали.
– Снимай, – велел Никита тоном, которому нельзя было не повиноваться. Девушка стянула футболку и посмотрела на парня удивленно-смеющимися глазами. Ей было интересно, что он собрался делать.
– Ложись, – скомандовал ей Никита, впервые за много лет беря в руки кисточку и с интересом вертя ее. Логическое, левое полушарие недоумевало и спрашивало, а какую же пользу принесет то, что задумал Ник, а правое, отвечающее за творчество, подталкивало к этому.
– Даже так? Ого, – девушка послушно легла на живот, подложив по щеку правую руку. Ей нравилось происходящее. Укропу, видимо, тоже.
– Переворачивайся, – вновь велел парень.
– Раскомандовался, – занедовольничала Ника, но вновь сделала то, что хотел Кларский. Она перевернулась на спину.
– Мой личный сорт зелени, что ты там задумал?
– У тебя на животе тоже будет рисунок, – сообщил ей с довольным видом Никита. Он уже выбрал краску – алую – и теперь медленно водил по ней кистью.
– И что ты мне нарисуешь? – поинтересовалась лежащая Ника.
– Твою внутреннюю сущность.
– Да? Какую? – Девушка очень заинтересовалась этими словами. Никита склонился над нею и осторожно опустил кончик кисти на ее кожу, рядом с пупком. Девушке такие прикосновения – прохладные, короткие мажущие – очень нравились. Она никогда еще не была моделью для боди-арта.
