Жестокии развод - Ария Тес
– Очень непопулярное мнение. Дети – это цветы жизни, не спорю, но иногда эти цветы растут на могилах своих родителей. Тебе в могилу еще рано, дорогая, поэтому возьми секатор и отрежь лишнее.
Хлопаю глазами. Я, конечно, знаю, что с тетей Леной не забалуешь, но это? Не просто «непопулярное мнение» – это…даже слова подобрать не могу. Нереально, полагаю?
– Хочешь, чтобы я отрезала своих детей?
– Иногда нужно проредить сад, чтобы…
– Это невозможно, Лен! Они же…
– Послушай, окей? – она вздыхает и пристально смотрит мне в глаза, – Я понимаю, что говорить о таком мне просто. Я не мать. У меня нет детей, и если честно, глядя сейчас на тебя и вспоминая нашу сегодняшнюю встречу, я даже рада, что когда-то так все повернулось. Но!
– Но?
– Я прожила эту жизни и с уверенностью могу сказать, что иногда надо заставить себя уважать, или на тебе будут ездить, пока ты коньки не отбросишь. Чтобы заставить себя уважать, действовать чаще всего приходится жестко. Ты не бросаешь их, они здоровые лбы! Тем более, у них есть папаша с возможностями. Судя по всему, большими. Теперь-то точно. Ну и все. Они сами должны понять, что они сделали, и ты никак не сможешь им в этом помочь. Самым лучшим вариантом сейчас – отойти в сторону и заняться своей жизнью.
– И что я буду делать?
– А тебе нечего делать?
– Я не знаю…
– Конечно же, есть! Они тебя вчетвером загнали в тупик под плиту собственных желаний, стерли твою личность, Галя! Ты кем для них стала? Прислугой, а не матерью! Стоимость таких отношений – копейка за пучок!* А должно быть – все на свете сразу. За отношения с матерью нужно хотеть все отдать. Ты бы отдала?
Это риторический вопрос. Я опускаю глаза и вздыхаю. В чем-то она права…
– Галчонок, – мягко шепчет тетя, двигаясь ближе ко мне, – Не грусти. Жизнь все на свете по местам сама расставит. А Наденька обязательно осветит тебе путь оттуда…
Я снова смотрю на улыбающееся лицо мамы.
– Она тебя не оставит, я не оставлю. Вывезем, дорогая. Твое к тебе всегда вернется, а дети – это твое. Ты очень хорошая мама, дай им об этом вспомнить.
Вздыхаю и снова киваю пару раз, а потом убираю прядку волос, выбившуюся из моей прически, за ухо. В этот момент происходит сразу несколько вещей: первая – раздается оглушительный звон разбившегося стекла, на который реагируют все гости. Вторая – расступившись, они дают рассмотреть мне того, кто, собственно, стал причиной этого звука.
Маленький, щуплый мальчишка, отогнув уголки губ вниз, смотрит на бокал под своими ногами, потом испуганно поднимает глаза на «взрослых». Его светлые волосы зачесаны на один бок, и одет парнишка совсем простенько. Пиджачок, белая рубашечка, брючки. Вся его одежда сильно велика: пиджак топорщится в плечах, рубашка пузырится на животе, а брюки держит толстый, потертый ремень. Но выглядит он прилично, что странно, а еще слишком взрослым. Взгляд его детских глаз совсем не похож на детский; на вид лет десять, а будто бы все сорок прожил…
Я хмурюсь.
– Кто это? – тетя Лена вздыхает.
Парнишку дергает грузная тетка за руку, что-то шипит ему на ухо, потом начинает рассыпаться в извинениях. Он смотрит в пол, крепко прижимая к груди букетик с двумя красными гвоздичками.
– Это Олежа, – отвечает тетя Лена, на которую я смотрю и совсем ничего понять не могу.
Что за Олежа? И откуда в ее голосе такая нежность?
Тетя переводит на меня взгляд и вздыхает еще раз.
– Надя хотела забрать его к себе и должна была поговорить с тобой, так как ей вряд ли одобрили бы опеку. Не успела…
Что?
Эта новость сбивает меня с толку, если честно. Я растерянно перевожу взгляд обратно на мальчишку. Он подходит к фотографии моей мамы, медлит пару мгновений, потом аккуратно кладет гвоздики в кучку и смотрит ей в глаза.
– Галь, отойду, хорошо?
Я все еще в шоке, поэтому просто киваю, а мальчик делает то, от чего у меня сердце разбивается на миллион частей…Шмыгает носом, быстро стирает слезу со щеки и хмурится. Чтобы не расплакаться сильнее…
8. Тайны моей мамы Галя
Тетя Лена увела мальчика на кухню, а я так и осталась сидеть. Смотрю теперь на эти несколько гвоздичек и понять не могу, что я чувствую.
С одной стороны, какую-то странную злость. Нет, не злость. Все-таки ревность. Мама настолько привязалась к какому-то ребенку, что решила взять его себе?
С другой стороны, чувствую, что меня и здесь в каком-то смысле предали. Будто бы выбросили за скобки из уравнения!
С третьей, это какой-то безумный взрыв дичайшей нежности. Касаюсь красных лепестков кончиками пальцев и не могу сдержать слез. Мне кажется, что это самый искренний подарок в последний путь, жест привязанности и, возможно, даже любви. Самый! Из всех, что лежит в этой куче…
– Галя? Здравствуй.
Быстро стираю слезы, когда слышу, как мне кажется, знакомый голос со спины. Оборачиваюсь. Передо мной стоит высокий, пожилой мужчина. Наверно, когда он был молодым – вообще походил больше на шкаф! И плечи широкие были, макушкой, наверно, небо царапал! Красивый…Сейчас в нем это, бесспорно, осталось, просто время взяло свое. Макушка у него теперь седая, сам он больше сгорбленный, морщинок много, но глаза…черт возьми! Где я видела эти глаза?…
– Здравствуйте, – киваю и сразу отвожу взгляд в сторону.
Снова цепляюсь за гвоздички. Остальное исчезает, не кажется мне таким уж важным. Наверно, я действительно когда-то была знакома с этим мужчиной, просто Олежа сейчас важнее.
Олежа…
Нежно. Наверно, его так мама называла…господи, ты серьезно?! От глупой, детской ревности в моем возрасте пора было бы избавиться, но…как? Сложновато. Конечно, разумом я понимаю, что это дико глупо. Мама жила свою жизнь без меня, а что ей? Надо было сесть и в окно смотреть, пока я не соизволю вернуться…нет, конечно! Я всегда радовалась, когда слышала, что она как раз так не делает, но ребенок?! Она собиралась забрать ребенка?! Откуда?! И как она с ним познакомилась?! Нет, хорошо. Я знаю КАК, держа в голове ее охоту к благотворительности, но КАК?! И почему она мне не рассказала? Такие решения не принимаются за одно мгновение. Мама общалась с мальчиком много и долго, между ними связь. Я ее чувствую, не дура. У меня самой такая же – он ее любит; тогда какого черта?! Я не…боже.
