Порочные сверхурочные (СИ) - Кей Саша
Ловлю мощнейший откат. Все, чего мне хочется, чтобы меня больше не трогали. Лампочки перегорели.
Так я думаю, пока Соколов не спрашивает:
— Есть хочешь?
Тут-то я и понимаю, что голодная, как помоечная кошка.
— Да, — хриплю я сорванным горлом.
— Не соблазняй, — строго выговаривает мне Дима, видимо, принявший это за попытку продолжить игрища. — Ты меня заездила, а я весь день голодный…
Да я как бы тоже так и не поела…
Шта?
Я его заездила? А чего морда у него лоснится удовольствием? Я вот выгляжу, как будто вампирюга-Соколов высосал из меня последние соки. Я даже чувствую себя похудевшей.
Хоть что-то примиряет меня с этим тяжелыми трудовыми сверхурочными.
Лишнего веса у меня нет, но похудеть никогда не помешает.
— Не надо на меня так смотреть. Пока не поем, ничего не будет, — ворчит этот озабоченный.
Если он думает, что белковый коктейль, которым он меняя накормил, сойдет, то зря. Мне надо мясо!
— Я хочу есть, — внятно озвучиваю я.
— Ты готовить умеешь? — заинтересовывается Соколов.
— Нет, — честно признаюсь я. — Яичницу могу и макароны. С переменным успехом.
Причем я не вру от слова совсем. Не то чтобы я безрукая, но, видимо, не только бухгалтерия — это не мое. Однажды, попытавшись сварить курицу, я через час молнировала Сашке: «Как быстро устранить сильное задымление?». А мое фондю, намертво приклеившееся к горшку, вспоминают в семье до сих пор. Кстати, горшок пришлось выкинуть.
Дима окидывает меня критическим взглядом.
— Ну ладно. Зато ты талантливый писатель, — усмехается он.
Нахохливаюсь, не в состоянии определиться: обиделась я или загордилась, потому что не пойму, чего в словах Соколова больше — подкола или похвалы.
Дима заглядывает в холодильник:
— Тебе заказать каких-нибудь роллов или пиццу? Я не знаю, что там едят девушки?
В смысле не знает?
У меня сложилось впечатление, что каждую свою свободную минуту Соколов либо трахается, либо склоняет женщин к сексу. Эти скилы у него прокачаны мощно. Должен же он их кормить? Иначе, где то самое кладбище истощенных тел, непрекращающимися скачками?
Стоп!
Мне, значит, роллы какие-то, а сам достает кусок мяса!
— Это мое! Мне! — издаю я вопль голодной кошачины. — Сам ешь свои роллы!
И этот мерзавец начинает надо мной ржать.
— Какое у меня хищное полотенце, — угорает он, глядя как я сверкаю на него глазами из махрового кулька, в котором меня принесли на кухню.
Хочу огрызнуться, но замираю.
Смеющийся Соколов — это удар под дых.
Сразу пропадает флер биг-босса. В нем проглядывает что-то мальчишеское. Какой он красивый…
И у меня подозрительно щемит в груди.
Мозг подсказывает: «Это гормоны, а проблемы не с сердцем, а ниже. Там все натерто, и если купишься на эту улыбочку, то опять все натрут».
Но, кажись, поздно.
Машуня влипла.
Стоит тут такой. Идеальный. Высокий. Широкоплечий. Темноволосый и со щетиной как я люблю. Кубики пресса выставил.
Мясо держит.
Гад.
Я вздыхаю и молчу.
Капец.
Всего девять часов вечера, а я втрескалась по самое «не балуйся».
«Не балуйся» поддакивает, что оно что-то такое предчувствовало.
Могло бы сильнее семафорить об опасности. А теперь мне думай, как выгребать.
Сволочной Соколов еще и стейк пожарил офигенно. С ума сойти, он хотел его один сожрать. Надо срочно найти в нем какой-то недостаток и уцепиться за него.
Ничего кроме «тиран, изверг и трудоголик» в голову не приходит.
Но это пока.
Я подслушивала болтовню Сашки и Левиной, и знаю: все эти мужики рано или поздно показывают свое настоящее лицо.
До поздно я, скорее всего, не дотяну. Тут даже мой мозг, искалеченный любовными романами, согласен. Нет перспектив у отношений, начавшихся с секса в лифте. Поэтому надо сделать так, чтоб сердечко не болело уже сейчас.
А ужин растягивается.
Расслабившийся Дима шутит, рассказывает смешные истории, о чем-то меня спрашивает, затягивая в свою паутину. Если б киска не побаливала, могла бы представить, что у нас первое свидание.
Божечки, ну почему я не могу на все забить и отнестись к этому как безбашенному приключению? Запиваю нервы «Маргаритой».
Когда мы перекочевываем в гостиную, мне выделяют футболку вместо полотенца и предлагают посмотреть кино.
Кино?
Я почему-то была уверена, что Соколов или до утра меня из койки выпускать не будет, или отправит после секса домой на такси.
В растерянности я соглашаюсь почиллить под какой-то боевичок и благополучно под него отрубаюсь. И сплю сладко, как в детстве, пока сон не становится эротическим.
Глава восемнадцатая
Я не могу до конца проснуться, хотя чувствую где-то подвох.
Меня будто самосвал сбил.
Все тело ломит, несмотря на то, что я два раза в неделю хожу в фитнес-клуб, но, видимо, я какие-то не такие мышцы нагружаю.
Зато настойчивое тело рядом явно полно энергии.
Пока мои глаза привыкают к темноте, кое-чьи пальцы уже ориентируются и переключаются с внутренней стороны бедра на киску. А там уже скользко…
Я опять все прохлопала, и включилась только в момент перед употреблением бухгалтера-Машеньки. И где футболка? Она на мне была совершенно точно! Опять магия?
— Ты чего творишь? — шиплю я, когда Соколов вбирает твердый сосок в рот, ощупывает влажное местечко между складочек в поисках клитора. — Ты даже не спросил!
Распухшая дырочка совсем не готова к подвигам.
А течет она рефлекторно!
— Маша, разумеется я спросил! — недовольный Дима нехотя отрывается от моей груди.
— И что я сказала?
— Ты промолчала. А молчание — знак согласия, — приводя в движение пальцы, оправдывает свое нахальное поведение Соколов.
— Ах... Ну я же спала… А… — уже совсем нетвердо упрекаю его я.
— Ну ты же проснулась, — невозмутимо парирует он и снова приникает к груди.
— Я не выдержу, — скулю я, обхватывая бедрами злую руку, из-за которой в тело словно влетают молнии.
— Машенька, за все нужно отвечать. Вчера не дала, сегодня набежали проценты, — ворчит барыга-босс.
И наваливается всем телом, впиваясь в губы жестким поцелуем. Пальцы с трудом проникают в отекшую дырочку.
— Черт, Машунь… — Дима оставляет попытки растянуть щелку и возвращается к клитору. — Ладно, будь по-твоему.
Я не успеваю сказать, что по-моему — это просто потюленить, как за меня принимаются всерьез. Правда, в этот раз Соколов меня не мучает. Уже неплохо изучив мое тело, он довольно быстро доводит меня до пика и, пока я хватаю ртом воздух, переворачивает меня на живот.
Устроившись между разведенных ног, поглаживает меня по влажной спине.
Слышу, как рвется конвертик презерватива, и через несколько секунд Димин член начинает скользить по налившимся половым губам, а его руки мнут попку.
— У тебя был кто-то здесь, — спрашивает хрипло Соколов, уткнувшись головкой в тугое запретное колечко.
— Нет, — я надеюсь, что это его остановит.
Но босс безжалостен. Коротко поцеловав меня в лопатку, он без особых усилий проникает в размякшее после оргазма тело, до предела растягивая девственную дырочку.
— Ааай, — ною я в подушку.
Попка горит огнем, но Дима со стоном проникает до конца. Я чувствую губками его яйца.
— Хорошая моя, — ненадолго замерев, Соколов ласкает мою шею за ухом. — Мне очень понравилась эта часть рассказа. Считаю, ты заслужила литературную премию.
И полностью укрыв меня своим телом, начинает двигаться, открывая для меня новые грани острых ощущений.
Дискомфорт остается, но притупляется и оттеняет заново нарастающее возбуждение.
— По-моему, взять тебя везде — это очень романтично, — подкалывает меня Дима и набирает темп.
Мое тело превращается в разозленный улей.
Удовольствие, смешанное со стыдом и легкой болью в поруганной попкой, кружит голову. Правда, кончить таким образом мне не удается, но завожусь я на славу.
