Помощница и её писатель (СИ) - Шнайдер Анна

Я потёрла ладонью лоб, борясь с искушением завопить: «Да, конечно да!» — почти как поросёнок Фунтик, и уточнила:

— Вы ведь обычно не ходили на корпоративы…

— А в этот раз пойду. Получу новый жизненный опыт. Писателю это полезно.

Бестужев вновь шутил с абсолютно серьёзной физиономией, и я с трудом удержалась от шальной улыбки.

Вот же чёрт писательский! Нравится он мне. В отрыве от своих рассуждений об условностях правил, выдуманных обществом, — очень нравится.

И это плохо.

— Я точно ничего не буду вам должна? — спросила я, стараясь казаться суровой. — Никаких… м-м-м… интимных вещей?

— Мы же с тобой соглашение подписали, Нина, — напомнил мне Бестужев. — Только по взаимному согласию. Это ко всему относится. Естественно, ты ничего мне не должна. Но, если вдруг захочешь, я не откажусь. Это тоже должно быть понятно.

— Понятно, — ответила я быстро, смутившись. Умение Бестужева с откровенной прямотой говорить о подобном вызывало у меня оторопь на грани с восхищением. Я взрослая девочка с ребёнком, но так не умею. — Хорошо. Тогда… я согласна. На корпоратив, не на…

— Я понял. Отлично. — Мужчина действительно выглядел довольным, даже улыбнулся слегка. — Корпоратив — 25-го декабря. Как подберёшь платье, покажи мне фотографию, чтобы я костюм в тон взял.

— А у вас много костюмов? — полюбопытствовала я, и Бестужев кивнул.

— Полный шкаф.

24

Нина

В эту субботу Бестужев отпустил меня чуть раньше, чем накануне, заявив, что у него впереди сложная сцена и прежде, чем писать её, ему «надо подумать». Мне было дико любопытно, что там за сцена такая, но я торопилась к Машке, поэтому спрашивать не стала.

Следующие несколько рабочих дней прошло примерно в одном и том же режиме. Аллочка больше не приходила, Андрей тоже не писал. Хотя, может, и писал, но я не видела –заблокировала же его.

В среду я решила показать Бестужеву своё платье. До корпоратива примерно две недели — как раз пора. Дома примерила, встала перед зеркалом и щёлкнула камерой.

Я как-то совсем не ожидала, что Бестужев, едва взглянув на фотографию, изречёт:

— Не подходит.

И тут же погрузится обратно в рукопись, проверяя внесённые мной правки.

— Хм, — кашлянула я, вновь привлекая внимание мужчины. Бестужев поднял голову и посмотрел на меня вопросительно.

Я чувствовала себя странно, стоя вот так — перед его рабочим столом, когда сам он сидел в кресле, — будто школьница в кабинете директора школы. И удивительно, но Бестужев словно это понял. Встал с кресла и, взяв меня за руку, повёл… нет, не к моему рабочему месту.

К дивану.

Этот диван я заприметила ещё в первый рабочий день, но, помня, чем мой работодатель периодически (или постоянно?) занимался с Аллочкой-Пусечкой, старалась туда даже не смотреть. Однако диван тем не менее был. Стоял справа от окна, в самом углу. Блестящий, покрытый тёмной кожей, выглядел он дорого и богато. И я отчего-то не сомневалась, что покупался этот диван только для, извиняюсь, потрахушек. Потому что Бестужев на нём совсем не сидел!

— Ой, нет, не надо туда! — тут же воспротивилась я, пытаясь затормозить. Мужчина резко остановился, развернулся, и я от неожиданности врезалась ему в грудь. Бестужев придержал меня, положив ладони на плечи, и поинтересовался, слегка погладив их:

— Почему?

Ох уж эти поглаживания… Вроде бы совсем лёгкие, а меня уже бросило в жар. А ещё я сразу представила, как Бестужев точно так же гладит что-нибудь другое…

Совсем сдурела, Нина.

— Это ваш с Аллой диван, — выпалила я, помотав головой. — Не хочу туда!

На лице мужчины появилась ироничная улыбка.

— Хорошо, на днях поменяю диван. Правда, тогда надо и твой рабочий стол менять. Он тоже был «наш с Аллой», как ты выразилась.

Я скривилась.

— Фу!

— Ну почему же «фу»? — пожал плечами Бестужев и выдал неожиданное сравнение: — Ты, когда приходишь к врачу, особенно к гинекологу, тоже думаешь о том, что до тебя этот самый доктор смотрел какую-то другую женщину?

Я вытаращила глаза и посмотрела на Бестужева с искренним недоумением.

— Сравнили! Одно дело — доктор, другое…

— Это условности, — перебил он меня. — Не более. Но, если тебе будет комфортнее, я поменяю диван. Что ещё поменять?

— Не надо ничего менять, — упёрлась я, надувшись. — Но сидеть на нём я не буду!

— Ладно.

И вместо того, чтобы вернуться к своему рабочему столу, Бестужев вдруг плюхнулся прямиком на пол!

Похлопал ладонью по паркету рядом с собой и произнёс, улыбнувшись моему обескураженному выражению лица:

— Садись, Нина.

25

Олег

Забавная она всё-таки.

Периодически Олег, глядя на Нину, чувствовал, как что-то словно щекочет ему горло — хотелось смеяться. Его вообще крайне редко что-то смешило настолько, чтобы сильно смеяться или даже хохотать, но с Ниной Бестужев порой двигался к этой грани, когда хочется просто взять и поржать во весь голос.

Она была человеком условностей — это Олег давно понял. Такая… моралистка. Даже «секс только по любви» — это явно тоже про неё, хотя Нина наверняка понимает, что подобное во многом утопия. Да и не гарантирует ничего.

Небось ведь любила Андрея Герасимова. И мужа своего тоже. И как — помогло? С одним развелась — ещё неизвестно почему, — а второй вообще подложил свинью размером с Эрмитаж. Это же надо было додуматься — увольнять хорошего редактора с волчьим билетом! Такие специалисты на дороге, что ли, валяются?

Вот и сейчас Нина задумалась. Сидеть на диване, на котором Олег трахался с Аллой, она, значит, не хочет. А пол смущает её тем, что он — пол.

— Не переживай, он с подогревом.

Нина нервно усмехнулась.

— Мне кажется, вы вполне способны и голым по улице пройтись, если бы захотели.

— Способен, но не вижу в этом смысла. Заметут в отделение, долго будут выяснять мотивы, потом ещё протокол составят, выпишут штраф какой-нибудь. А то и в психушку отправят. А мне туда нельзя.

— Почему?

— Потому что мне надо находиться в обществе нормальных людей, — сообщил Олег откровенно и заметил, как Нина слегка вздрогнула. — Противопоказано и слишком длительное одиночество, и не совсем нормальные личности рядом.

— Слишком длительное одиночество? Вы же постоянно дома сидите…

— Кто тебе это сказал? — Олег слегка удивился. — Я работаю до обеда. После обеда я отдыхаю — гуляю, хожу в разные общественные места. Сегодня вот в театр пойду. Хочешь, как-нибудь вместе сходим? Можешь и дочку свою взять. Только надо тогда спектакль подобрать подходящий. Или фильм.

Нина несколько секунд смотрела на Олега, вытаращив глаза и открыв рот, а потом, словно сдавшись, плюхнулась рядом с ним на пол. И протянула свой мобильный телефон.

— Вот. Лучше скажите, что вам в этом платье не понравилось. А всё остальное… потом обсудим.

— Хорошо, — согласился Олег и, взяв телефон, ткнул пальцем в экран. — Смотри, оно нежно-кремовое, с жёлтым оттенком. Тебе не идёт такой цвет.

— Да? — удивилась Нина, и Бестужев кивнул.

— Да. Твоя белая кожа сразу кажется желтоватой и нездоровой. И в целом этот фасон тебя полнит. Нужно что-то другое. Хочешь, вместе выберем?

— Каким образом? — она недоумевающе хлопнула глазами.

— Обыкновенным. Пойдём в магазин и выберем. Почувствуешь себя героиней фильма «Красотка».

— Фу! — Нина то ли скривилась, то ли рассмеялась, и Олег тоже расхохотался, из-за чего девушка, поперхнувшись собственным смехом, посмотрела на Бестужева в полнейшем шоке. Будто он не всего лишь засмеялся, а внезапно заговорил на чистейшем китайском языке.

— Не смотри на меня так, — сказал Олег, так и не сумев погасить улыбку. — Да, я умею смеяться. А ты думала, нет?

— Я порой вообще не знаю, что думать, — призналась Нина честно, и Бестужеву это понравилось.

Откровенность — это хорошо. Врунов он не любил. Хотя сам умел врать виртуозно.