Дочь мента (СИ) - Рахманина Елена

Скуратов просто выпотрошил меня этим совокуплением, испачкал, использовав для собственных нужд, не только не подумав о моем удовольствии, но даже о том, что причиняет мне страдания. Когда он кончил и вышел, я чувствовала лишь пульсирующую боль между ног и отвращение к самой себе за то, что отдалась человеку, которому настолько безразлична. 

Жалость к себе была такой всеобъемлющей, что я не могла сдерживать слёзы. Они сами катились по щекам, и я надеялась, что он не видит их, не желая показывать, как сильно он меня растоптал. 

Я бежала спотыкаясь по лестнице, едва разбирая дорогу, когда попала в руки Милы. Ей не нужно было ничего объяснять, она обняла меня, шепча на ухо слова успокоения, потом помогла умыться в туалете, закрыв нас в кабинке с умывальником. 

– Ох, Улька, что же ты наделала. Скажи, он тебя силой взял? – подруга смотрит мне в лицо, а сама ревёт, и я боюсь представить, какой она меня сейчас видит, раз моя железная Мила, готовая дать отпор каждому, так расклеилась. Слова не лезут с губ, я просто качаю отрицательно головой. 

– Ты же молчунья, я и не подозревала, что тебе нравился Скуратов, – немного успокаиваясь, продолжает она, стирая с моего лица следы туши, – а то бы рассказала тебе про него. У него же девчонки всегда менялись, как авто, – каждый сезон на более свежую модель. А в груди вместо сердца льдинка.

Бросаю на неё взгляд. Да, не знала. Почему-то думала, что он не такой. Смотрела на него издали и видела лишь достоинство и благородство, а на деле…

С её помощью я быстрее справилась, и сейчас единственное, чего мне хотелось, это поскорее вызвать такси и уехать к тёте, чтобы принять душ, нареветься под его струями и лечь в постель. Надеялась только, что она будет уже спать, когда я вернусь, иначе, если увидит меня такой, страшно представить, что подумает. А если вдруг, так же как и подруга решит, что меня изнасиловали, не только сообщит моему отцу, но и будет настаивать на том, чтобы дело довели до суда. 

– Потом поговорим, Мил. Я хочу побыть одна, – обнимаю её на прощание и быстро убегаю, не дав возможности возразить. 

Передав бирку, я стояла в ожидании, пока сонная гардеробщица отыщет моё пальто. Мне было неловко за свой внешний вид, но полагаю, она и не такое повидала за время работы в ночном заведении, поэтому вернула мне верхнюю одежду, даже не взглянув в лицо. Холодный зимний воздух полоснул по обнажённым ногам, когда я увидела, как двое парней в милицейской форме заходят в клуб. Первой мыслью было, что кто-то позвонил «ноль два», но стоило разглядеть их, я поняла – это за мной. 

Они работали в том отделе милиции, где мой отец занимал место начальника. Увидев меня, они стушевались, лица покраснели уже не от мороза, а от неловкости. Тот, что был помладше, увёл взгляд в сторону, а старший, сняв фуражку, подошёл поближе, явно находясь не в своей тарелке.

– Ульяна, здравствуй, – кивнул он мне, изучая моё заплаканное лицо, и всё же, перед тем как продолжить, посмотрел куда-то за моё плечо, вместо того чтобы сказать глядя в глаза, – твой отец попросил доставить тебя на ночь во второй отдел милиции. В изолятор временного содержания. 

Я медленно опускаю веки, чтобы не застонать от обиды и разочарования. Должно быть, кто-то из его подчинённых или знакомых увидел меня в клубе, иначе мне нечем объяснить эту оперативность. Второй отдел милиции… не отдел отца, тётя, если примется меня искать, найдёт не сразу. Отец всё продумал.

Сев в холодный уазик, я отстранённо пялилась в покрытое инеем окно, изучая узоры. Даже не думала, что эта ночь может стать ещё ужасней, но папа сумел превзойти мои ожидания.

Он стоял у входа в отделение милиции, в форме с накинутым на плечи пальто. Бравый защитник правопорядка этого города. Заметив меня, он приподнял верхнюю губу, словно испытал омерзение от моего внешнего вида, стиснул челюсти, демонстрируя желваки и всё своё отношение к неподобающему поведению дочки. 

– Ты похожа на шлюху, Ульяна, – сжав мою руку чуть выше локтя, когда я едва не упала в снег, поскользнувшись на каблуках, озвучил свои мысли Владислав Николаевич, – поэтому как шлюха и проведёшь эту ночь. А после – поговорим. 

Я смотрела перед собой, широко раскрыв глаза, зная, что стоит моргнуть, и слёзы потоком покатятся по щекам. Всю жизнь ради отца я старалась быть хорошей, примерной дочкой. Не расстраивать его, как расстраивала мама, и услышала от него то же обвинение, которое он кидал ей, пока она не покинула нас. 

Тогда, в одиннадцать лет, мне казалось, что это всё мама виновата, я чувствовала исходящий от неё негатив и слышала ежедневные угрозы уйти от отца. Их постоянные ссоры заставляли меня забираться с головой под одеяло, зажимая уши руками, лишь бы не слышать и не слушать взаимные претензии на повышенных тонах. Но после её смерти и по мере моего взросления отношение отца ко мне становилось всё прохладнее и отстранённее. А я ничего не понимала, мне хотелось вернуть то тепло, которое осталось в моём детстве, но его унесло таким же холодным зимним ветром, какой был этой ночью, не оставив и следа от родительской любви. Я думала, что это я что-то делаю не так, но сейчас, когда я услышала слово «шлюха» в свой адрес, воспоминание поразило меня как молнией, дав понять, что причина была не в матери. И не во мне.

Отец буквально кинул меня в пахнущую смрадом и разложением грязных тел клетку. Я с опаской оглядела маргинальные лица людей, деливших со мной заключение, и сглотнула, едва подавив позыв рвоты, подступивший к горлу. Меня без особого интереса рассматривали девушки, зарабатывающие на жизнь своим телом. Я никогда не видела жриц любви и сама, на короткое мгновение позабыв невзгоды, с любопытством изучала латексные мини-юбки, ботфорты и чулки в сетку, размышляя, как они себе ничего не отморозили в таких нарядах стоя на улице. 

Радуясь, что длинное пальто прикрывает короткую юбку, устроилась на лавочке, ожидая, когда кто-нибудь меня вызволит, пытаясь понять, как жить дальше. Слова отца пугали. Мне даже не хотелось представлять, о чём пойдет этот разговор. Если свадьба с Лебедевым отменена, а иного быть не может, то что же отец мог приготовить в наказание ещё? Я знала, что временным заключением он не обойдется.

Минуты текли медленно, спать боялась, хотя, кажется, я мало кому была здесь интересна. По ту сторону решётки стоял сотрудник отдела и бдел. Не знаю, поставил ли его отец или он всегда так рьяно несёт свою службу, но ко мне никто не подходил и не трогал, однако поняла я это не сразу, да и менее страшно тоже не становилось. Место не располагало.

Я услышала тетю ещё до того, как увидела. Она кричала на весь отдел, и, к моему удивлению, никто не стал с ней долго спорить. Понимала примерно порядок действий: должно быть, сначала позвонили отцу, что мирно спал в шуршащей накрахмаленной постели, можно ли передать его дочку тётке, и только после согласия меня выпустили. 

Казалось, я вся пропиталась зловонным запахом, и мне хотелось снять с себя всю одежду и бросить в топку. Тётя с тревогой рассматривала моё лицо, слава богу, я вполне могла списать свои опухшие от слёз глаза тем, что провела ночь в изоляторе, заодно соврав, что колготки порвала, садясь в уазик. 

Я скорее почувствовала, чем увидела Богдана. Глаза тут же нашли его, за долю секунды оценив напряженный вид парня. Холодный январский воздух охладил немного жар ненависти к нему, пылавшей в груди, и я лишь порадовалась тому, что жившая во мне влюблённость этой ночью была жестоко убита. 

– Уля, отец просил отвезти тебя к нему домой, – осторожно начала тётя, заводя мотор автомобиля, – но, конечно, об этом не может быть и речи. 

Откинувшись на сиденье и закрыв глаза, я поняла, что оттягивать казнь смысла не имеет, и попросила её отвезти меня к отцу. Переступив порог квартиры, я поняла, что никто не планировал меня встречать, хотя я опасалась всего, вплоть до того, что отец будет ждать блудную дочку с ремнём на изготовку. 

– Несмотря на твоё неподобающее поведение, Игорь всё же хочет, чтобы свадьба состоялась, – начал отец, после того как разбудил меня требованием пройти к нему в кабинет. Между ног всё ещё неприятно саднило, а в груди образовалась зияющая пустота, забирающая у меня все силы. Хотелось уснуть и проснуться, когда весь творящийся в моей жизни кошмар закончится.