Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера
– Ванечка… – уткнулась носом в его плечо, скользнула ладонью по груди. Сонным голосом: – Ты уже пришел?
– Пришел, – улыбнулся очевидности вопроса. Обнял и прижал к себе.
– Хорошо время провел?
– Хорошо. Но сейчас лучше.
Ему в плечо удовлетворенно и совсем сонно засопели.
Они как-то очень легко приняли ритм и особенности жизни друг друга. Спроси обоих: «Был ли период притирания, привыкания?» – оба пожали бы плечами. Принималось все: домашний ужин, покупная пицца, ленивая суббота, работа на дому допоздна, вечерние съемки. Им просто было хорошо вместе…
Последняя фотосессия на сегодня, и Ваня уже преизрядно утомился. Ни Миши, ни Марины нет – все ушли по домам. Лишь он привычно отщелкивает кадр за кадром, улыбается, шутит – в общем, выполняет знакомую до автоматизма работу.
– А где улыбка? Что, анекдот не смешной был? – Иван поменял положение, еще несколько кадров. В объективе камеры дама, что называется, элегантного возраста. А значит – фотошопить придется много, чтобы заказчица осталась довольна. А надо, чтобы осталась довольна, – потому что она чья-то знакомая, чья-то либо племянница, либо бывшая жена, в общем – из обоймы.
Дама отчетливо прогнулась в спине. Да уж, Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости? Любимый фильм, и любимая цитата из него Идеи Ивановны Тобольцевой[9]. Но Ваня не произнес это вслух. А просто сделал еще несколько кадров и опустил камеру.
– Устали? Или еще поработаем? В принципе, материала более чем достаточно. Ваш инстаграм взорвется от лайков.
Ответом ему кокетливый смех. И кокетливый взгляд – по всему нему, от свежепостриженной руками добросердечной Рох макушки до мягких бордовых кроссовок. Ивану казалось, он чувствует, как на нем ставят штампы: «годится», «отлично», «круто» – везде. На трайбл, на прорехи джинсов, на лицо. Блин. Это же всего лишь часть работы – улыбки, комплименты, флирт. Чтобы клиентка раскрепостилась и можно было более-менее нормально снимать. А тут, похоже, кто-то принял игру за реальность.
– Ваня, я слышала, вы большой ценитель кофе? – она стянула с шеи шелковый платок, давая понять, что фотосессия окончена.
– Молва народная не обманывает, – Иван улыбнулся и стал снимать ремень камеры. Краем глаза заметил, как смотрят на его руки. Блин. Два раза блин!
– Тогда рискну пригласить вас на чашечку кофе, – и после расчетливой паузы: – к себе домой. Я варю потрясающий кофе, уверяю вас, Ваня.
Он аккуратно положил камеру на стол. Хотел привычным жестом взъерошить волосы, но вовремя спохватился. Угу, не надо лишний раз светить бицепсом. Не будем дразнить волков.
– Очень соблазнительное предложение. Невероятное просто, – дама заулыбалась. Так, Тобол, не тот тон и не те слова. В попытке выиграть время взял телефон. Включен беззвучный режим, пара непринятых и несколько сообщений в мессенджере. В том числе и от Дуни. И сразу стало резко не до клиентки.
«Я заболела. Температура тридцать восемь и три. Еду домой едва живая на такси, за руль не рискнула. Купи себе поужинать что-нибудь. Если не сложно, забери машину от офиса, ключи я оставила Оле. И заскочи по дороге в аптеку. Нужно купить…»
Список лекарств Иван промотал. Это будет актуально в аптеке. Больше ничего не было. Дуня там дома с температурой, а его тут на кофе зовут. Дурдом.
– По Москве сейчас жуткий вирус гуляет, – оказывается, дама уже тут и рядом. Иван усилием воли заставил себя не отступить назад.
– Вы не выглядите больным… Ванечка.
– Я – нет, – Иван взял в руки камеру. Отличный выход. И отвернулся в поисках футляра. – Супруга у меня заболела. Лежит дома с температурой. Вынужден поторопиться.
– Супруга? – его слова явно стали для женщины неожиданностью.
– Да. Супруга. Жена. У нее очень редкое и красивое имя: Евдокия.
Дама пристально уставилась на его руку, а конкретно – на безымянный палец. Не там ищете, уважаемая. В каком-то – кажется, новозеландском – племени обручальными были шляпы. А в случае Тобольцева это браслет. Кожаные ремешки, красные бусины. Вот он, на месте.
– Снимаю кольцо, когда работаю, – лучезарно улыбнулся Ваня. – Мешает. А если хотите кофе – с удовольствием сварю, у нас тут отличная кофемашина.
– Спасибо, – после паузы и сухо. – Я тороплюсь.
– Не буду задерживать. Материал подготовлю, как договорились.
А потом, уже оставшись один и убирая все после фотосессии, рассуждал сам с собой.
Дульсинея, вот что тебе взбрело в голову болеть?! Я понятия не имею, как тебя лечить! И не рассказал еще о том, что через неделю уезжаю в Париж работать. И что ходил смотреть квартиру на последнем этаже. Она офигенная, Дуня. Просторная, и вид из окна как раз на наши яблони. И цена нормальная. И лично теперь мне совершенно очевидно, ради чего терпеть скверный характер гениального модельера и куда отправится парижский гонорар.
Ладно, это все потом. Он щелкнул выключателем. Сначала – машина, на ней – в аптеку. Потом – все остальное.
А Дуня заболела серьезно, и придушенная антибиотиками высокая температура уступила место глубокому надсадному кашлю. Царица уверяла, что с кашлем как-нибудь справится сама, но Ваня на всякий случай договорился с Ракетой, чтобы приглядывал. Рося со всей серьезностью сообщил, что кашель – это грудь, то есть его профиль. Клоун. И, как назло, надо уезжать.
Новость об отлете во Францию неожиданно взволновала мать.
– Ванечка, ты уезжаешь в Париж один?! Без Дуни?!
– Мама, я еду на Неделю высокой моды. Работать.
– И все равно, – ох уж это фирменное идейное упрямство. – Париж – это тот город, который надо обязательно смотреть в четыре глаза.
В Париже Тобольцеву было не до романтики, разумеется. Зато идейные гены пригодились. Потому что когда у госпожи Пшеничной все-таки произошел срыв и показал себя во всей красе тот самый непростой характер, Тоболу оказалось достаточно одного взгляда – очень кстати прорезавшегося педагогического, почти завучевского. И пары фраз, сказанных нужным тоном:
– Это вы будете МНЕ рассказывать, как снимать подиум?
Остаток показа прошел в спокойной и даже дружественной обстановке. А еще Иван понял – мать была права. Париж надо смотреть в четыре глаза.
Иногда в своих воспоминаниях Дуня возвращалась к тому сентябрьскому визиту в фотостудию Ивана. Ей не хотелось думать о поре одиночества, но память – такая вещь… она живет вне зависимости от наших желаний. И каждый раз в подобные моменты Дуняша гадала – как же они встретятся снова: Марина, Миша, Фил и сама Дуня. Как ее представит Ваня и представит ли? Почему-то все это немного волновало, но самое удивительное было то,
