Наталья Троицкая - Обнаров
– Я пробуду здесь еще две недели. Я очень хотел бы, чтобы ты осталась. Возьми больничный, придумай что-нибудь! Пожалуйста, Поленька.
Обнаров привлек ее к себе, легонько поцеловал в губы.
– Ты очень красивая.
Она отстранилась.
– Дом закрой. Ключ под камень на крыльце положи. Егорке передай мое «До свидания».
– Полина, что происходит?
Он взял ее за плечи, она отвернулась.
– Так, стоп! В чем дело?
По ее щекам заструились слезы. Она сделала движение, чтобы уйти. Он поймал ее за руку.
– Мне было необыкновенно хорошо с тобой этой ночью. Мне очень важно, чтобы тебе было хорошо со мной. Но ты плачешь. Значит, я чем-то обидел тебя. Я должен понять, чем? Мне это важно.
– Отпусти меня!
Он не отпустил.
– Поленька, мы же взрослые люди. Что стряслось-то? Что я сделал не так? Я еще отъезд понять могу. Но после проведенной вместе ночи твои слезы, это же мне, мужику, как пощечина, как пинок под зад. Значит, грош цена мне. Нежная моя, милая девочка, что же я ночью сделал такого, что на утро в слезах ты бежишь от меня?
Она обняла его, прижалась мокрой щекой к его колючей щеке.
Он держал ее в объятиях, нежно гладил по волосам, а она все плакала и плакала, не переставая.
Потом она отстранилась. Он не удерживал. Она взяла сумку и, не оборачиваясь, ушла.
Она не смогла сказать ему, что ночью в порыве нежности, он называл ее именем покойной жены. Она плакала, потому, что чувствовала, что в его сердце нет места для Полины.
Он стоял все там же, совершенно неподвижно, тупо смотрел на закрывшуюся за Полиной дверь. В душе появилось и росло чувство сожаления.Он шел домой по покрытой белым инеем траве. Трава жалобно скрипела под ногами. Мир стал черно-белым. Тяжелые, нависшие над миром небеса были молчаливы и сердиты.
– Доброго утречка, хозяин!
Обнаров вздрогнул, поднял голову и увидел Кузичева Матвея. Мужик сидел на лавочке у калитки.
– Новость слыхали? Вчера вечером под Уральском самолет с футболистами разбился. Сорок три человека погибло. Только что в новостях сказали. Я по приемнику слышал.
– Все разваливается… – проворчал Обнаров.
Он открыл калитку, остановился.
– Матвей, есть хочешь?
– Не отказался бы, – чуть смущенный такой заботой, сказал Кузичев.
– Пойдем.
В корзинку, предназначенную для пикников, Обнаров сложил хлеб, овощи, кусок тушеного мяса и вынес ожидавшему у дверей мужику.
– К одиннадцати на центральную усадьбу, к колхозной конторе подходи. Дом тебе купим.
Оставив мужика с этой новостью и открытым от изумления ртом, Обнаров запер дверь и, тихонько ступая, пошел наверх, к сыну.
Сынишка спал, лежа на спине, раскинув в стороны руки. Обнаров лег рядом на краешек дивана. Он долго смотрел на ребенка, потом осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал его ручонку. Сын тут же открыл глаза.
– Пап, ты уезжаешь?
– Нет. С чего ты взял?
– Точно не уезжаешь?
– Точно.
– От тебя Полиной пахнет.
Обнаров смутился.
Сын обнял его.
– Я очень люблю тебя, пап.
– Я тоже тебя люблю. Очень-очень.
Он поцеловал сына в макушку и стал гладить по ежику волос.
«Может быть, так и надо? Может быть, Богу виднее… – думал он. – Может быть, нужно жить только сегодняшним днем? Видимо, я уже выбрал свой лимит счастья…»
Глава 8. Амазонка
Контрольные испытания авиалайнера нового поколения были поручены летчику-испытателю первого класса Полине Леонтьевне Задорожной. Задорожной предстояло выполнить ту же программу испытаний, которую до нее завершил ведущий летчик-испытатель Игорь Леднёв, только в максимально сжатые сроки и в максимально насыщенном ритме.
Программа предусматривала оценку работы новой системы управления торможением лайнера, оценку его скороподъемности, а также маневренности и управляемости на различных режимах полета, в том числе в полете с критическим углом атаки. Еще предстояло оценить экспериментальное навигационное оборудование.
График работы был плотный, с его выполнением запаздывали, но нужно было уложиться строго в установленный срок. Задорожной было уже выполнено четыре полета, сегодня был намечен пятый – завершающий.
Машина была передовым словом в развитии пассажирского авиастроения. На нее возлагались большие надежды и в плане эксплуатации на внутренних авиалиниях, и в плане экспорта. Предполагалось, что она полностью заменит работающие у нас, но почти выработавшие летный ресурс заокеанские «Боинги» и старый отечественный парк «Ту». За ходом испытаний пристально следили и в министерстве, и в правительстве, торопили, потому постоянно дергали отчетами, докладами и личным присутствием на испытательном аэродроме.
Вот и сегодня, несмотря на ранний час, солидная делегация важных чиновников восседала на командном пункте. С озабоченными лицами и чашками кофе в руках они прислушивались к выведенным на громкую связь переговорам «борта» с руководителем полетов, вглядывались в идеальные формы крылатой машины, стоящей на взлетно-посадочной полосе.
– Завершающий испытания полет «07-го» будет проходить на тринадцати тысячах, – пояснял чиновникам начлёт Иван Семенович Гораев. – Предстартовая подготовка экипажем завершена. Производится прогрев на повышенных оборотах и опробование двигателей. Сейчас вы увидите, как «07-й» идет на взлет.
В огромное панорамное, точно витрина-аквариум, окно было хорошо видно, как белоснежный лайнер охотно двинулся с места, сначала неспешно, потом все быстрее и быстрее побежал по взлетно-посадочной полосе, как грациозно приподнял нос и как, дождавшись скорости отрыва, изящно взмыл в небо. Гул турбин плотным одеялом укрыл землю.
Начлет вскинул руку, посмотрел на часы.
– Ну, с Богом, ребята.
Когда летчик занимает свое рабочее место за штурвалом, его жизненное пространство сужается до размеров кабины самолета. С того момента, когда крылатая машина идет на взлет, летчик и самолет, как объекты материального мира, перестают существовать отдельно друг от друга. Каждой клеточкой своего тела летчик чувствует огромное тело своей крылатой машины, а лайнер чутко ловит команды пилота. В течение всего полета они едины. Только так они могут эффективно сосуществовать.
Взлет проходил штатно.
– Командир, скорость принятия решения, – следуя инструкции, доложил «второй».
– Взлетаем!
Что что-то случилось в последнюю секунду перед отрывом – она поняла сразу. Самолет «подсел». Нет, легкий толчок, пробежавшая по корпусу вибрация не назвали причины. Они были лишь следствием, реакцией живого организма самолета. Реакция пилота была мгновенной:
