Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
По-своему (поскольку плавания не было) это был хороший день для посещения гордости и радости Бонхэма. Но во всех остальных отношениях. Впрочем, Бонхэма это не тревожило.
Судно — корабль — стояло у маленькой пристани неподалеку от Ройал Яхт-клуба на обращенной к острову стороне гавани. Бонхэм привез их, а потом все они помчались под крышу лодочной станции, все — да, но только не Бонхэм. Он шел медленно. Писательница с мужем и молодой аналитик с женой-художницей, теперь уже близкие друзья Грантов, не были моряками, следовательно, не привыкли ходить промокшими даже под умеренным дождем. Весь визит они просидели в большом, затхлом, старом сарае, лишь изредка поглядывая на шхуну через большие раскрытые двери. Только Грант и Бонхэм не обращали внимания на дождь. Гранту он, кажется, даже нравился, как будто то, что он карабкается по лестнице на скользкую палубу под дождем, больше сближало его с насквозь просоленными моряками. Дуг пошел за ними на борт и таскался повсюду следом, но его лицо и фигура напоминали мокрого сердитого кота. Сейчас он нашел хорошенькую блондинку, француженку средних лет, эмигрантку с Гаити, остановившуюся в отеле, которую он прихватил сюда с собой. Эта леди оставалась в сарае с нью-йоркцами и вид у нее был далеко не счастливый. Но Лаки Грант пошла с моряками. Надев теннисные туфли без носков, шорты, шерстяную безрукавку и старую желтую шляпу Бонхэма, она лазила со всеми по судну, проверяя фок-мачту, глядя на огромную грот-мачту и ее оснастку, изучая внутренности корабля, и промокла, так что, как они точно определили, это было всего лишь хорошим спортивным упражнением.
Грант мог все это прочитать в ней. Странно, но за эти несколько дней после брака, из-за некоей духовной алхимии близкой сексуальности, они как бы стали одной личностью, двумя глазами одной головы, так что в каждую данную секунду каждый из них точно знал, что чувствует или думает другой. Грант ухмыльнулся, высоко оценив ее усилия. В ответ она улыбнулась.
На старом корабле — а это был корабль, стоило только забраться на палубу и оценить размеры грот-мачты, это вовсе не лодка, не суденышко — нечего было особенно смотреть, разве что эксперту. Шестьдесят восемь футов длины — не очень-то разгонишься с удобствами, и этот факт сразу же стал очевидным, как только они спустились внутрь и увидели каюты. Из открытой кабины через люк пятиступенчатая лестница вела в главный салон, который они вчетвером полностью заняли. В центре его стояла грот-мачта, стол с откидными сиденьями был построен вокруг нее. Когда сиденья откидывались, то не то что пройти, но и сесть или встать нельзя было, так что все это напоминало закусочную. Со стороны левого борта, впереди салона, отделенная переборкой, стояла открытая одинарная койка, которую можно было вытянуть в центральный проход и сделать двойной. Со стороны правого борта, вытянувшись до середины судна, так что центральный проход шел ближе к левому борту, располагалась «главная каюта» с отдельной дверью. В ней была трехчетвертная кровать, но между ней и переборкой можно было только протиснуться, да и то боком. И хотя здесь была отдельная дверь — для «интимности» — переборка лишь на две трети доходила до потолка, иначе не было бы вентиляции. Стоя в «главной каюте», по диагонали можно было хорошо видеть койку слева.
— Определенно, эту лодку строили не для любовников, правда? — бодро сказала Лаки, заглянув сюда. Бонхэм сверкнул глазами.
Все остальное было весьма условным: камбуз слева по борту, маленькая кабинка справа по борту, чтобы не уменьшать «главной каюты», две койки в носу для команды, открытый туалет. Когда Бонхэм говорил, что здесь могут спать восемь человек, то формально он был прав, но уж больно крошечными должны были быть эти восьмеро. Краска повсюду облупилась, темный старый лак потрескался и истерся. На койке и в салоне валялось оборудование и паруса, как бы покрытые плесенью. Все пропитал тяжелый затхлый запах старых тряпок и потных носков, и его не уменьшала тяжесть воздуха дождливого дня. И в самом деле, и дождь казался неотъемлемым атрибутом корабля, казался частью мрачного привкуса от этого осмотра. В общем, по крайней мере, для новичков, все это не очень располагало к отдыху.
Как бы почувствовав общее настроение, Бонхэм сказал:
— Конечно, мы выдраим все внутри до того, как отправимся в путь. Да и внутренности не так много значат. На плаву она, как черт. Я бывал на ней. Думаю, когда мы достанем деньги, то, наверное, полностью изменим планировку. Я как раз ее продумываю.
— Скоро это будет? — приятно осведомилась Лаки. Бонхэм уставился на нее холодным взглядом и лишь потом ухмыльнулся.
— Не сей секунд, — сказал он с английским акцентом, а потом пояснил: — Мы пока не можем заплатить за главный, самый необходимый ремонт.
Война между ними шла до победного конца, она это видела, с тех пор, как она отважилась высказать, что она о нем думает.
— Стыдно, — приятно сказала она.
— Ну, — улыбнулся Бонхэм. — А как же? Точно.
Оба они смотрели на Гранта, который с восхищением и отсутствующим выражением лица ходил повсюду и все трогал руками.
Плохой запах, потрескавшийся лак, облупившаяся краска, ржавое оборудование, — все это на него вообще не действовало. Кажется, ему это даже нравилось. Более того, здесь у него было любопытное чувство своего дома. Он не знал, было ли это раньше, в Ганадо Бей, когда он еще и не видел судна, но может, и было. Может быть, он пришел уже подготовленным к капитуляции, с уже промытыми мозгами. Как бы там ни было, сейчас он был в восторге. Все в жизни, кроме жены — и успеха следующей пьесы — он отдал бы за то, чтобы владеть этим судном. Этим кораблем. Или в худшем случае — быть совладельцем, владеть хоть крошечной его частью. Он снова все облазил внутри, всюду прополз, уже в третий раз. Счастливый Бонхэм смотрел на него. Триумфально.
Бонхэм вывел его на палубу, под слегка поредевший дождь, чтобы показать гниль на правом борту, и оттянул брезент, укрывавший дыру от дождя. Лаки, высунувшись из люка салона, наблюдала за ними и позднее решила, что именно в этот момент Бонхэм должен был поговорить о займе. На самом деле, это было не так. Разговор состоялся уже в отеле, после возвращения, когда они поспешно приняли душ, и Рон пошел в бар первым, пока она одевалась и красилась. Не предупреждая заранее о том, что он будет ждать, Бонхэм все это время сидел в баре и сейчас не собирался упускать свой шанс, и Грант это знал. Но, конечно, ее там не было.
— Ну, — ухмыльнулся большой человек у стойки бара и поднял стакан виски с содовой. К этому времени одежда на нем почти высохла. — Тебе она понравилась?
