Вероника Кузнецова - Горбун

— Чем же вы были заняты?

Мне хотелось говорить ему гадости.

— Клопами и тараканами, — отчётливо проговорила я.

На всякий случай, во избежание беды. Дружинин снизил и без того невысокую скорость.

— Очень уж редких животных вы выбрали, Жанна, — засомневался он. — Для нас это экзотика. За ними пришлось бы ехать в СНГ.

Он, конечно, думал, что ответил очень остроумно, и я посрамлена, однако сильно ошибался.

— Вот уж жалость так жалость! — соболезнующим тоном сказала я. — Не ожидала, что в Дании нельзя достать книг таких всемирно известных писателей, как Маяковский и Чуковский.

Горбун свернул на обочину и затормозил.

— С вами опасно иметь дело, — отметил он, перестав смеяться. — Попадёшь в неловкое положение.

— И в аварию, — добавила я.

Мой убийца был неординарный человеком, потому что ему доставляло удовольствие шутить и смеяться со своей жертвой, вести интеллектуальные беседы, занимать её интересными рассказами, прежде чем завезти в пустынное место и прикончить. Но и жертва, смею надеяться, ему попалась не совсем обычная, потому что она поддерживала разговор и не ползала перед ним на коленях. Во мне оказалось столько гордости, что она заглушила даже ужас.

Вдруг горбун перестал смеяться, от его безмятежности не осталось и следа, он нажал на газ и быстро отъехал. Я огляделась и заметила, что из-за угла показалась какая-то машина. Мой похититель успел углядеть её вовремя и моментально исчез. Если по каким-то причинам он опасался этой машины, то вряд ли его обнаружили. Но что это была за машина? Моя жизнь должна была окончиться слишком скоро, чтобы стесняться задавать вопросы.

— Кто это?

Я не ожидала, что услышу ответ, но горбун равнодушно сказал:

— Господин Якобсен. Наверное, разыскивает вас.

— Почему же вы уехали? — спросила я.

— Не хочу, чтобы он вас разыскал. Но только не говорите мне, что ночью вы читали Маяковского.

— Тогда кого же? — хмуро спросила я, прикидывая, появится ли у меня возможность бежать.

— Сестёр Бронте или Джейн Остин, — ответил он.

Меня разозлило, что он так смело определяет круг моего чтения, тем более, что, окажись в библиотеке Иры эти книги, я бы, и правда, взяла какую-нибудь из них.

— Ошибаетесь, — сказала я.

— Совсем забыл спросить вас, Жанна, что за книгу вы купили перед тем, как вас чуть не сбила машина?

Мне можно было не припоминать, с каким удовольствием я рассматривала книгу. Но откуда мог знать об этом горбун? Не означало ли это, что я ошибалась, утверждая, что отскочила от машины, похожей на его машину, но другого оттенка? Он мог следить за мной, подкарауливая, когда я совершу какой-нибудь промах, ведь всем известна беспечность русских и их равнодушие к правилам дорожного движения, и в удобный момент выехать из-за угла с целью меня задавить. О, потом он сделает вид, что сходит с ума от отчаяния, но ведь он не знал, что человек будет переходить через улицу в неположенном месте! Вышло бы весьма правдоподобно. Однако реакция у меня оказалась неплохой, и его попытка не удалась. Оставалось уехать, чтобы не привлекать к себе внимания. Он прекрасно знал, что я не посмотрю на номер его машины, что в марках машин я не разбираюсь, а автомобилей вишнёвого цвета полно в любой части света. Оставалось удивляться, почему я так упорно отстаивала непричастность горбуна к этому делу?

Однако он ждал моего ответа. Ну что ж, если ему непременно надо было сделать меня сентиментальной дурочкой, способной читать только старые романтические книги, я пойду ему навстречу.

— Конечно же, Шарлоту Бронте, — сказала я.

— А что именно?

У этой рано умершей писательницы было немного произведений, из которых я читала только «Городок» и "Джен Эйр", поэтому выбора у меня не было.

— "Джен Эйр".

— Будто бы.

Он не смотрел на меня, но и по тону было ясно, что он ни на секунду мне не поверил. От удивления я даже забыла, что меня ведут на казнь.

— Почему я не могу купить "Джен Эйр"?

— Потому что этот роман столько раз издавался в вашей стране, особенно в последнее время, что он должен быть в вашей библиотеке.

Объяснение было на удивление простым и правильным.

— Допустим, — согласилась я.

Я устала от переживаний, от бессонной ночи, от собственной никчёмности. Меня везли убивать, а в дороге развлекали доступными мне разговорами. Я заслужила и сама подготовила такой конец.

— Так что же это было?

— Андре Жид, — ответила я.

— Похоже на истину, — сказал горбун.

Затем последовала неизбежная лекция о французском писателе, его творчестве, жизни, поездках и впечатлениях. И вновь, в свойственной ему подлой манере, он вынудил меня признаться, что я читала только его воспоминания о Советском Союзе, и рассказать о своих впечатлениях об этих очерках. Он умел слушать так внимательно и заинтересованно, что, даже хорошо его зная, я высказала своё мнение, а, высказав, рассердилась на себя за совершённую глупость. Мои слова основывались на чувствах, но не знаниях, а у горбуна был глубокий ум и, как предупреждал Ларс, не было снисходительности. Что же он думал обо мне, в то время, как я говорила о своём восприятии книги Андре Жида?

— Как по-разному люди рассуждают! — заметил Дружинин, и у меня заныло сердце. — Даже у живущих в одной стране мнения бывают противоположными, а сравнивать мнения людей из разных стран вообще невозможно.

Окончил он лучше, чем начал, но я боялась ему поверить.

— В прошлый раз мы не договорили о моём будущем романе, а я о нём сейчас много думаю. Мне интересно, как вы воспримете мою идею, если та девушка…

Идея была не так уж плоха, но требовала развития и кое-каких изменений, потому что плохо вписывалась в общий ход повествования. И всё-таки было непонятно, почему горбуна интересует моё мнение. Может, Ларс прав, и в новом романе горбуна должна действовать занудливая героиня, глупая, с безапелляционными суждениями, словом, такая, какой должна представляться я, и, возможно, не ему одному.

— Ну, как? — спросил горбун.

— Вам виднее.

Он покачал головой.

— У вас очень скверная манера со мной разговаривать, — сообщил он, из чего следовало, что наши мнения друг о друге совпадают.

— Да?

— Вы не хотите лгать, что моя идея вам понравилась, но и прямо высказаться не хотите, — объяснил он. — Я не могу понять причину, но дело здесь не в отсутствии интереса к моему замыслу.

— Хорошо, если вам так хочется, я скажу, что думаю о поступке этой девицы…

Я знала, что горбун нарочно вызывает меня на разговор, предполагала и мотивы этого, поэтому, боюсь, что излишне резко раскритиковала его замысел. Настолько резко, что он погрустнел.