Дмитрий Веряскин - Дым. Поиск любви
Обтерев обслюнявленные уши, я откинулся на спинку стула и закурил.
Юра играл в War Craft, Оржак ходил взад вперед, эмоционально разговаривая по телефону.
Мои мысли летели над Саянами, неслись над стремительным Енисеем, остановившись на мгновение у Саяно-Шушенской ГЭС, и вновь мчались по степям и лесам Хакасии, с каждой секундой набирая скорость. Мелькнул Красноярск, дышащий алюминием, Новосибирск – интеллектуальной мощью, Омск, Екатеринбург, Пермь, ИЖЕВСК. Я замер, вкусив все те же запахи, и помчался по улицам города, несколько раз обогнул стелу, изображающую неизвестно что, но наглядно демонстрирующую пустую, бесплодную душу скульптора, как и любовь гомосексуалистов, не способную зародить новую жизнь. Я увидел их бесчисленное множество поклоняющихся ей. Она божество педирастов и лесбиянок. Меня нес ветер над Восточным поселком, с его покосившимися домами, пропитанными метиловым спиртом, я влетел на «Буммаш», попав под дождь использованных шприцов и презервативов с семенем.
– Привет, Ир! – сказал я.
– Привет, Зая, – отозвался ее голос, в динамики телефона.
– Ну как ты? Чего нового?
– Ничего нового, я скучаю, как там?
– До конца не понял, всё почти как везде. Народ радушнее и более открытый.
– А эти, как их… тувинцы?
– Тувинцы, как тувинцы, обычные люди.
– Страшные как чукчи?
– Чукчей я не видел, ничего страшного на мой взгляд, как монголы.
– Сколько ты там будешь? Уже точно известно? Зая, я скучаю.
– Возможно неделю или чуть больше, в принципе тут всё на мази.
– Приезжай скорее к своей девочке, – мурлыкала она в трубку, – умираю со скуки.
В пять мы втроем вышли из офиса.
– Ладно, мужики, – говорил Оржак, до завтра, я домой.
Мы пожали ему руку, и он сел в машину.
– Колян, пойдем ко мне в телегу, примешь на грудь пару крапалей, – говорил Юра.
– Сегодня на ужин пригласила к себе меня и Юлю Оксана, буду тупить.
– Ничего ты не будешь тупить, в этом деле главное не грубить.
Я поверил ему. Мы сели в машину, он достал пипетку, на носик которой одет мундштук. Оторвал не большое количество гашиша, приклеенного к зажигалке, скатал два одинаковых столбика, поместив один из них внутрь стеклянной трубочки.
– На, вдыхай пока не прогорит крапаль до конца.
– Я ни разу так не курил, – взяв в руки пипетку, говорил я.
– Самый экономный и щадящий голову способ.
Он поджег зажигалку и поднес к трубочке, огонь вместе с всасываемым воздухом попадал внутрь, плавя гашиш. Дым жгущий горло, тоненькой струйкой попадал в легкие, освободив трубочку из губ с прогоревшим гашишем, я выдохнул. Дыма нет!
Мы повторили процедуру, я выдохнул. Дыма нет!
– Дым вообще не выходит, – удивился я.
– Он уже в твоей голове, – засмеялся Юра, – довезу тебя до гостиницы, ляг, музыку послушай, воду, вообще ничего не пей, собьешь волну, будет грузить.
– Понял, – ответил я.
– Оксана с Юлей подъехали, за тобой наверное.
Я последовал за его взглядом, время остановилось, я успевал предвидеть мельчайшие делали будущего. Я открыл окно, солнце резало мои глаза.
– Юль, – улыбаясь неизвестно чему, крикнул я, она заметила меня, улыбнувшись в ответ. Какое у нее милое лицо, – я в гостиницу.
– Ладно, – подошла она совсем близко, – я буду с Оксаной, в семь мы заедем за тобой.
– Идет, – ответил я, и мы тронулись, я видел не много грустный взгляд Оксаны, провожающий нас и веселое лицо Юли.
– Ну че, накатило? – спросил он.
– Еще как, – ответил я, – а музыка есть?
– Радио, дисков нет, – сказал он, включая радио.
В уши ворвался Sander van Doorn. Не дачник, подумал я, радостно улыбаясь.
– Эта Вера и Клюев мочат жестко, слушал их шоу? – спросил он.
– Несколько раз, метла у Веры конечно работает исключительно, а Клюев постоянно глумиться над тупнями, попадающими в эфир.
– Бля, там же такие дебилы дозваниваются, не знаю почему, мне самому становиться стыдно за такую ****ь, которую они говорят.
– У меня аналогичные возникают чувства во всем, в кино, книгах, радио, и все это наверно потому, что я как и многие, тесно связан с обществом, – радуясь, говорил я. – И ты знаешь, Юра, поэтому я пытаюсь по максимуму ограничить поступление всей этой мути в мою жизнь.
– Я тоже! – обрадовался он, – хорошо у меня Света не такая тупая, как многие, не сидит на сериальной игле и в голове у нее не только хер и шопинг.
– Повезло тебе! Реально, в башке сперма, Дом – 2 и покупки. Юра смеялся.
– Да, так визуальный образ красочнее, представил всё это залитое спермой. Узнаю рекламщика!
Мы засмеялись.
Прощались мы родными людьми, пламенно пожимая руки друг другу.
В номере я повалился на кровать, плотно засунул наушники в уши, включил «А state of Trance» Armin van Buuren, закрыл глаза, очутившись в резиновом кубе, стены которого показывали любой, даже еле слышный звук. Музыку я вижу впервые, вижу бит, игру фортепьяно, гитару, электронные, синтезированные звуки проявляются на стенах в виде кривых, замысловатых узорах. Я могу коснуться их, но боюсь нарушить целостность. Я даже боюсь глубоко дышать, боюсь шевельнуться, я просто лежу в музыке, дополняя ее сердечным битом.
Я прослушал set целиком, не покидая куба, играл Ferru Corsten более агрессивный и динамичный, заставляющий неистово биться сердце.
Звонила Юля, в один миг уничтожив куб.
– Коля, выходи, мы ждем тебя, – сказала она.
– Сейчас спущусь, – ответил я, щурясь от раздражающего мои глаза света лампы.
Наспех умыв лицо холодной водой, я спустился, чувствую себя намного свежее. За эти два часа облик Юли и Оксаны изменился. Вместо длинных, прямых волос Юли, у нее появились косички, вперемешку с прямыми локонами. Красиво!
Оксанины волосы из обычных, как мне казалось, порядком испорченных частым окрашиванием, стали пышными, с закрученными кончиками, спускающимися на плечи. Красиво!
Захлопнув дверь, я развалился на заднем сиденье.
– Добрый вечер, дамы! – сказал я. Они обернулись. – Не слепите меня, молю вас!
Они улыбались.
– Стаса Михайлова нет, будем слепить тебя, – сказала Юля.
Они засмеялись.
Глава 8. Ужин
Солнце скрылось за горизонтом, холодный воздух заполнил плохо освещаемые улицы. В засыпающих домах бурлила жизнь. Женщины и мужчины, маленькие дети глотали пережеванную пищу, чистили зубы, мыли ноги, стирали белье, неотрывно следили за меняющимися кадрами на экране, кто-то, обезумев от алкоголя, вонзил нож в грудь того, с кем провел сотни часов за одним столом, кто-то избивал жену, усомнившись в ее преданности, кто-то, охваченный страстью, жадно впивался в губы другого человека, кто-то кашлял не прикрывая рта, наполняя воздух микроскопическими каплями слюны, содержащей в себе миллионы болезнетворных бактерий, кто-то влюбился, кто-то спал, кто-то умер.
Оксана живет в большом кирпичном двухэтажном доме на окраине города. В прихожей ее встречал сын восьми лет, радостно обнимая, и няня сына, она же домработница, женщина лет пятидесяти, маленького роста, упитанная, с огненно рыжими волосами.
Ее стареющее лицо светилось радостью.
– Оксана, все приготовила, все с пылу с жару, и Сережа мне помогал, ждем только вас!
– Спасибо, Мария Петровна, Сережа, дай маме раздеться.
Он освободил ее из своих объятий, отошел в сторону, взглянул на меня, изменился в лице, надулся, с опаской наблюдая за мной. Я улыбнулся ему.
– Привет! Я, Коля, – протянул ему руку.
В ответ он осторожно протянул свою, я пожал ему руку.
Мы прошли в большую гостиную, в самом центре которой стоял сервированный стол на четыре персоны, усаживая нас за стол, Оксана как-то странно смотрела на меня, в ее взгляде я видел удивление и любопытство, но с чем оно связано? Не ясно.
Я сидел напротив ее сына, пожираемый его взглядом, Мария Петровна ставила блюда и вазочки. Гусь, украшенный зеленью, печеный картофель, красная икра, огромные куски соленого осетра, рябиновая настойка, бутылка вина, в пробку которой я вкрутил штопор. Глухой хлопок и аромат вина ласкающе проник в нос. Я наполнил три бокала.
– За наш успех! – подняла бокал Оксана, – Сережа, что сидишь как бука, выпей с нами, я же налила тебе!
– Я не хочу сок, – обиженно говорил он. Оксана засмеялась.
– Не вино же тебе пить, хватит капризничать
Он надулся еще сильнее, не ответив ей и не пошевелившись. Мы выпили. Мария Петровна умело нарезала гуся и вместе с Оксаной наполнили чашки печеным картофелем и парящим ароматным филе гуся.
Сережа не шевелился, внимание всех без исключение было приковано к еще совсем маленькому бунтарю, его поведение угрожало запланированному ужину в непринужденной, радостной окраске.
– Сережа, ты почему не кушаешь? – придав голосу строгость, спросила Оксана.
– Я не хочу! – не посмотрев на нее, ответил он.