Не сдавайся - Кристен Эшли
И я ела много конфет.
Я последовала за сыном, делясь своей мудростью:
— Диетическая газировка сводит на нет конфеты.
— Отстойно, что в этом есть смысл и что это, вероятно, правда, — пробормотал он, сворачивая за угол в проход с закусками. Еще одна плохая привычка… для нас обоих.
— Учитывая твою заботу о моем питании, может, нам стоит пропустить этот проход и сразу перейти к морковке.
Он поднял глаза и посмотрел на меня. Я усмехнулась. Итан закатил глаза, уголки его губ изогнулись, и направился к попкорну.
Я последовала за ним, размышляя о том, что через пару лет он будет выше меня. Через год или два после этого у него изменится голос. Через год или два следом он начнет ходить на свидания. А после через год или два станет строить свою собственную жизнь.
Другими словами, это время было драгоценным.
Каждый момент был ценен — я это знала, — но сейчас он был еще ценнее.
У меня было десять, почти одиннадцать лет, когда он был моим. Я делилась им, потому что была щедрой.
Но все равно он был только мой.
И большая половина этого времени ужа прошла. Еще семь лет и…
— Вкус как в театре или с сыром чеддер? — спросил Итан, прервав мои мысли.
— Э… да, — ответила я, когда зазвонил телефон в моей сумочке. — И то, и другое.
В этот момент Итан широко улыбнулся. Да, Трент дал ему хорошую фору. Мой мальчик будет красавчиком, когда подрастет, потому что даже сейчас он чертовски мил.
Правда, в этих глазах светился юмор, так что мои гены не подвели.
Итан взял оба вида попкорна и бросил их в тележку.
Я достала из сумочки телефон и посмотрела на него.
Как только я взглянула на экран, бальзам от общения с сыном исчез, и шип вонзился глубже, закручиваясь, а зубцы по бокам раздирали плоть.
На экране появилось имя звонящего: «Мерри».
Я опустила телефон обратно в сумочку.
— Кто это?
В ответ его вопрос я посмотрела на своего ребенка.
Я не стала ему врать. Ложь — это плохо, и я не хотела, чтобы он поймал меня на этом и разочаровался или понял, что врать — это нормально (это будет сложно сделать, если Трент и Пег действительно провернут свое дерьмо).
Я старалась рассказывать ему все прямо. Иногда я смягчала правду. Иногда ограждала его от вещей, которые ему действительно не нужно было знать или он был слишком мал, чтобы их знать. Но, как только могла, я рассказывала ему все начистоту.
Из-за этого у нас случилось несколько неловких разговоров, особенно в последний год или около того. Он рос, как и дети вокруг него. Случались всякие неприятности, их слышали, видели, смотрели по телевизору или в кино, а Итана я учила, что он может обращаться ко мне по любому поводу.
Так он и делал.
И я прямо отвечала ему.
И когда он задал вопрос, который был прост для него, но не для меня, я сделала то, что делала всегда.
— Мерри, — ответила я.
Его брови взлетели вверх.
— Почему ты не ответила на звонок?
Он спросил, потому что знал, что Мерри — друг. Он знал это, потому что, будучи друзьями, мы общались не только пока я подавала Мерри напитки в «Джей и Джей», но и когда рядом был Итан. Вечеринки. Барбекю. Пикники. Баскетбольные и футбольные матчи, которые Колт организовывал со взрослыми и детьми. Карнавал в Арбакл-Акрес во время Четвертого июля. Поездки с Колтом и Феб на их катере на озеро.
Мерри был в его жизни. Мерри любил детей, любил Итана и часто играл с ним в мяч или фрисби, дразнил его, стрелял с ним, ерошил его волосы, сжимал ему шею, смеялся, когда Итану был смешным, и заставлял Итана смеяться, будучи смешным.
Итан не мог придумать ни одной причины, по которой я не принял бы звонок от хорошего парня, который, может, и не был основным в жизни Итана, но определенно занимал в ней прочное место.
— Потому что я с тобой в продуктовом магазине, а с Мерри произошли довольно серьезные вещи, так что, когда я буду общаться с ним в следующий раз, я хочу уделить ему все свое внимание.
К счастью, это была правда.
Итан склонил голову набок.
— Что за дела?
— Его бывшая жена обручилась с другим.
Итан был не менее озадачен.
— Он все еще любит ее?
Заноза вонзилась еще глубже.
— Да.
Итан кивнул, словно он был стопятидесятилетним мудрецом с двенадцатифутовой белой бородой, сидящим на вершине горы, куда приходят паломники, желающие вымолить его мудрость.
— Вижу, — торжественно пробормотал он.
— У тебя есть бывшая жена, о которой я не знаю? — спросила я, потянувшись за пакетом с луковым кольцами и пробираясь по проходу.
— Вообще-то три, — ответил Итан.
Я проглотила смешок и бросила кольца в тележку. Я все еще ухмылялась, глядя на его затылок, когда он схватил пакет с чипсами.
— Жаль, что у тебя не было мамы, которая научила бы тебя правильно относиться к женщине, — заметила я.
— Нет, ты не права, я от них избавился, поскольку они не относились ко мне так хорошо, как моя мама, — ответил он.
Внезапно мне захотелось за что-нибудь ухватиться, потому что я почувствовала слабость в коленях.
Мой отец пил, бил мою маму, а потом сделал ей лучший подарок, какой только мог: он трахался за ее спиной с другой женщиной, поэтому оставил нас, чтобы быть с ней, а после свел контакты к минимуму, чтобы не иметь дело с ответственностью. Но благодаря этому нам не пришлось иметь дело с его мусором.
Мне не нравилась школа, и я прогуливала ее, окончив еле-еле, будучи слишком молодой и слишком глупой, чтобы понять, что однажды мне это понадобится.
Я любила дикость, потому что это было приятно, поэтому я находила ее везде, где только могла, и в итоге оказывалась с мужчинами, которые были намного хуже моего отца, что уже было не смешно.
Я имела дело со всякой херней, потому что сама на нее нарывалась, и потому что такова была жизнь.
Но при всем при этом я делала кое-что правильно. Что-то
